Неопознанный ходячий объект - стр. 28
– Это точно, – кивнули все четверо. – На болотах нечисто. Как не пойдешь за ягодой, так непременно водить начинает. И водит, и водит, я один раз уж решила, все, сгину в болотине, не знаю, как и выбралась.
– Водит, – согласились остальные женщины, – а раньше дети по вешкам ходили, и ничего. Редко-редко кто пожалуется, а теперь и мы не ходим, боимся. За деревней ягод наберешь, а чтоб на остров – ни-ни.
– А кто водит? – нахмурилась я.
Женщины пожали плечами.
– Как ни назови… у нас говорят Кукуй… – Я невольно поморщилась, ну вот, пожалуйста, опять Кукуй этот глупый. – Как люди пропадать стали, мы и вовсе туда ни ногой. Участковый пошел проверить, да только чудом не погиб. Обратились к батюшке, в том году крестным ходом вокруг деревни ходили, не помогло. Отец Сергей говорит, это вам наказание за то, что часовню ограбили, за чудотворную икону и кружку. Наверное, так и есть.
– Деньги из кружки Вова Татарин взял, – вздохнула одна из женщин, – ему на чекушку не хватало.
– Это он сказал? – заинтересовалась Женька.
– А что ему говорить, он в тот день с перепоя маялся, у Зинки выпить просил, а она ни в какую и бабам наливать ему не велела. А кто ж с его Зинкой свяжется, вот и не наливали. Вовка исчез, а к вечеру Люська пошла в часовню свечку задуть, боимся, не сгорела бы часовня, на ночь запираем и огонь гасим, а кружки нет. Там было-то двенадцать рублей. Татарин и спер. Он один у нас басурман, опять же здорово мучился. Но икону Вова не брал, зачем ему икона? И пропала она вечером, а он вечером у кума был и вернулся только к утру. Икона чудотворная, от дедов-прадедов, а как пропала, так не стало порядка. С болота вой идет, люди огни видели…
– И на старой мельнице ночами светится, – кивнула Валентина. – Своими глазами видела, малюсенький огонек, и вроде кто шепчет что-то.
– А где эта мельница? – насторожилась Женька.
– За деревней, прямо на реке, километра полтора отсюда. Посмотреть хотите?
– Надо бы взглянуть, – пожала Женька плечами. Мы еще немного поговорили… Тут к одной из сидевших женщин подошла собачонка, пятнистая дворняжка, ткнулась носом в ее руку, устраиваясь рядом, а я спросила:
– У кого в деревне большая собака? Серая или черная. Лохматая, вроде кавказца.
Женщины в недоумении переглянулись.
– У наших одни дворняжки, больших собак никто не держит.
– Как же так, – не поверила я, – мы ночью видели…
– Может, прибежала откуда? – пожали плечами женщины. – Хотя вряд ли…
– Зимой Зинкину собаку задрали, – напомнила Валентина, – говорили, волк.
– Для волка слишком крупный, – вслух подумала я, хотя, если честно, имела весьма смутное представление о волках. Тут я обратила внимание, что Иван Бородин, до того момента устроившийся в сторонке прямо на земле, жующий какую-то травинку и не обращавший внимания на наш разговор, вдруг насторожился. Уставился на меня, приоткрыв рот, вроде бы даже испуганно.
– Это не собака, – заявил он, – оборотень. Он с болота ходит, кувырк через голову – и поминай как звали. Я его чуть не выследил, но он бегает быстро. А на болото идти за ним страшно, надо здесь ловить.
Мы некоторое время молчали, переваривая информацию, затем Валентина сказала, махнув рукой и обращаясь к Ивану:
– Да будет тебе…
А у меня возникла настоятельная потребность прогуляться. Мы с Женькой направились по деревенской улице, и Иван с нами.