Необычайные похождения Севы Котлова - стр. 2
К Диме я бежал за деньгами на завтрак. Мама уверяла, что, если дать мне эти деньги утром, дома, я их до школы не донесу.
На большой перемене, солидно порывшись в своём кошельке, Дима всегда предупреждал:
– Сейчас же прямым ходом – в столовую. И бери не селёдку, а что-нибудь существенное. Я проверю! Смотри, Котелок!..
Проверять-то он, конечно, не проверял, а говорил всё это просто так, чтобы унизить меня в глазах своих товарищей. Но и на этом Дима не успокаивался: он напяливал свои очки в толстой оправе, как у Ботвинника, разглядывал меня и обязательно делал какие-нибудь замечания.
– Эх, Севка, уже всю рубашку помял! Если бы сам гладил, так не мял бы, наверное!..
– Эх, Севка, всю куртку в чернилах вымазал! Если бы сам покупал, так, наверно, не мазал бы!..
Честное слово, мне казалось, что Дима никогда не был в пятом классе, а так прямо и родился на свет важным девятиклассником в роговых очках! Да, хорошо быть взрослым человеком: всегда можно поизмываться над своим младшим братом да ещё со всех сторон похвалы за это получать: «Ах, какой ты заботливый! Ах, какой воспитатель!»
В тот день Дима, как обычно, выдал мне деньги, приказал по дороге в буфет никуда не сворачивать и уже приготовился сделать замечание, но не успел. Мимо нас какой-то подпрыгивающей, воробьиной походкой проходила Димина классная руководительница – сухонькая старушка. Она, между прочим, учила ребят математике ещё тогда, когда не то что я, а даже мой папа на свет не родился. Старушка остановилась, заглянула снизу мне в лицо и сказала Диме:
– Котлов, это твой младший брат? Я так и подумала. Вы похожи как две капли воды. – Взяв меня за пуговицу, она спросила: – В каком ты классе?
– В пятом «В».
– В пятом? Какой рослый! Меня обогнал и тебя, Котлов, скоро перерастет.
– Да, в смысле роста он не подкачал, – ответил Дима таким тоном, будто во всём остальном я очень даже подкачал.
– Похож. Удивительно похож! – повторила старушка. – Только вот зрение он себе ещё не успел испортить. А так, если не считать очков, одно лицо. Тебя как зовут?
Я, помню, не сразу ответил, потому что в ту самую минуту меня осенила одна очень важная идея. Просто потрясающая! Вот с этого всё и началось…
Мне – шестнадцать лет!
На последнём уроке все рисовали цветочные лепестки, тычинки и пестики. И Витик-Нытик тоже рисовал, деловито посасывая кончик чернильного карандаша. Губы у него сделались синие, словно он целый день в реке сидел. Я толкнул Витьку в бок – и один пестик сразу стал длиннее других.
– Ну-у, во-от ещё!.. – заныл Витька. – Всё испо-ортил!..
Зарывшись в учебник и будто разглядывая рисунки, я прошептал:
– Вопрос есть. Очень важный! Как ты думаешь, наш Димка фотографируется в очках или без очков? А?
Витька жалобно вздохнул:
– Издеваешься, да?
Это была Витькина болезнь: ему всегда казалось, что кто-то над ним насмехается, что кто-то его обижает или одурачивает.
– Бородкин, тебя удивляет структура цветка? – спросила ботаничка. – У тебя есть вопрос?
– Да не-ет… – протянул Нытик. И снова взялся за рисование.
«В очках или без очков? В очках или без очков?» – всё время думал я и, сам того не замечая, строил из лепестков и тычинок короткие фразы: «Под чужим именем… Под чужим именем…»
Домой мы с Витькой бежали, задевая прохожих и бормоча извинения, которые, кроме нас самих, никто, конечно, не слышал. Витька еле поспевал за мной, но и задыхаясь от бега, он умудрялся всё же потихоньку скулить: