«Ненужный» Храм - стр. 3
Мастер обернулся на голоса подмастерьев и крикнул: – Братцы, нарубите еще колышков.
– Сколько? – отозвались снизу.
– Восемь, – Зодчий, для верности растопырив пальцы обеих рук, показал нужное количество.
Работники развернулись к лесу, Ангел вновь «просветлел», но сжался до размеров бабочки.
– Скажи, – обратился мастер к Ангелу, – стены должны быть равными, мне разбивать одинаковые углы?
«Небесная бабочка» заулыбалась: – Земному храму – земные стены, небесам – небесные, а Богу – божественные.
Зодчий догадался: – Храм – пирамида из трех слоев, каждый отражает свои Евангелия.
– Прекрасный ученик, – подтвердил Ангел.
– Мне просто нужно уменьшить сечение каждого последующего куба?
– Они равноправны и равноценны, – ответил светлячок.
– Но тогда стены всех храмин совпадут и образуют башню, – Зодчий непонимающе поскреб натруженной рукой затылок.
– Ты представил себе идеальный Храм, прямой Путь Домой, но человек не может сделать такого, пока не может, – с некоторой печалью в голосе произнес Ангел.
– Но почему? – удивился мастер.
– Стороны света, а значит и восходы «солнц», в трех мирах не совпадают. Храмовая пирамида будет из смещенных слоев. Человеки строят стены, ориентированные по-своему, ангелы – по-иному, а Господь Бог – истинно. Между человеком и ангелом – душевный сдвиг, между ангелом и Богом – сдвиг Духа. Очищение души стирает границы между миром плотным и тонким (выравнивает стены), очищение духа – приводит к Богу.
– Мастер, нарубили на всякий случай десяток, – раздался голос за спиной.
Ангел-бабочка, взмахнув бесцветными крыльями, растворился в воздухе. Трое балбесов, подпоясанные топорами и молотками, с неумытыми, но выспавшимися рожами, предстали перед Зодчим.
– Вот, – на землю грохнулись березовые колья. – Куда бить-то?
Мастер озадаченно обернулся: на траве, там, куда упали недавно слезы Ангела, проросли и распустились два необычно ярких бело-желтых цветка.
– Бейте сюда, – уверенно скомандовал Зодчий и указал точное место.
В сиянье Имени Его
В сиянье Имени Его
Мы меркнем тихо и печально
Так и не вняв, что изначально
Являлись частию Всего.
Тяжелая дверь противно всхлипнула, властно шевельнув пламя полуистлевшей свечи на столе, пропитанном воском, слюной и кровью. Инквизитор поморщился, этот мерзкий, до скрипа на зубах, звук прибытия новой жертвы тяготил его более, чем последующие вопли еретиков, прости Господи их заблудшие души, к которым уши его и сердце за долгие годы нелегкой службы сделались глухи.
– Ваше Преосвященство, – в помещение просунулась краснощекая морда тюремного служки по прозвищу Клещ (этот инструмент был освоен им в совершенстве). – Следующий.
Инквизитор поморщился снова, теперь уже от резкой боли в правом боку, посещавшей в последнее время его бренное тело все чаще и чаще.
– Позже? – Клещ с удивлением и некоторым разочарованием вскинул брови, а за его спиной некто невидимый издал слабый вздох облегчения.
Служитель церкви и воин святой инквизиции хотел ответить, но спазм перехватил его горло, и вместо слов нутро «вопрошающего» выдало сухое шипение. Он ухнул себя кулаком в грудь и, кашлянув, крикнул: – Заводи.
Краснощекий распахнул дверь подземелья полностью и втащил внутрь изможденного, тощего человека с вытаращенными от ужаса глазами и вздутыми на шее венами.