Ненужная жена. Рецепт любви - стр. 5
Мне на плечи накинули тяжелую доху, пахнущую чем-то кислым. Девочку поверх ее ветхой одежонки закутали в несколько шерстяных платков. На ноги ее надели старые растоптанные войлочные башмаки.
Тихо, молча, сердобольные люди делились тем немногим, что у них было.
Они знали, что везут нас на верную смерть, и хотели хоть немного загладить свою вину перед нами двумя, невинными душами.
— Спасибо, — только и сказала я в ответ на их дары.
Дом был тих, черен холоден. Окна его черными провалами смотрели в опустевший сад.
Когда-то тут росли прекрасные цветы. Лилии, розы, ландыши. Много лечебных растений. Но, кажется, Клотильда все красивые кусты выкопала и увезла к себе.
И сад теперь напоминал пустырь, заросший сорняками. Их сухие голые стебли теперь уныло торчали из-под снега.
В дом я не пошла, попросила помочь перенести мои жалкие пожитки во флигель.
Это был совсем крошечный домик в глубине сада. В нем была одна только комната, крохотная ванная, да кухня.
Его протопить намного легче, чем дом, в чьих спальнях гуляет ветер, а стены насквозь промерзли.
Кучер, что правил санками, с радостью помог мне.
Он открыл двери, примерзшие к косяку, ударив посильнее плечом. Перенес скудные дары провожавших.
В комнату, на низкую софу перед камином, внес огромную охапку соломы.
— Тут, перед огнем, заройтесь в сено, барышня, — произнес он, разводя в камине огонь и подкладывая к теплу промерзшие поленья, чтоб оттаяли. — Да одеждой укройтесь. Все теплее.
Он встал, виновато кряхтя. Отряхнул одежду, пряча взгляд.
— Ну, прощайте, — глухо произнес он и, не дожидаясь ответа, так и не глянув на меня, вышел, плотно закрыв за собой двери.
Ушел; а мы остались в холоде и одиночестве. Я и крохотная девочка перед разгорающимся огнем.
— Ну, — преувеличенно бодро произнесла я. — Будем устраиваться на ночлег? Теперь это наш дом. Придется привыкать.
— Совсем-совсем наш? — произнесла вдруг девочка, и я застыла от изумления, полусогнувшись. Хотела поворошить в камине дрова, чтоб горели веселее, да так и замерла с кочергой в руке.
— Ты… ты говорить умеешь?
— Да, — ответила она, нерешительно топчась в своих огромных башмаках по холодному полу и прижимая к груди свою черную игрушку. — Так совсем-совсем наш?
— Да, наш, — ответила я.
— И больше ничей? — настаивала она. — Ничей?
— Ничей, — качнула я головой. — Никто не придет и не отнимет. Все тут наше.
Девочка обвела взглядом обстановку. Да, не дворец. Все очень скромно. Пыльно еще очень; но это дело поправимое.
— Не нравится?
Девочка помолчала, оглядываясь.
— Нравится, — ответила она наконец. — Клотильды нет, уже хорошо.
— О, что ж я болтаю! — спохватилась я, подхватив ребенка и усаживая ее на солому. — Замерзнешь ведь!
— Нет, — спокойно ответила девочка. — Тут уже тепло. Я почти согрелась.
В корзинке, что собрали мне сердобольные люди в дорогу, я нашла краюху хлеба, немного масла, кусок сахара. Пока горели поленья, наполняя маленькую комнатку жаром, я обошла дом, отыскивая все, чем можно было утеплить наше ложе.
Отыскала шерстяной коврик на полу и постелила его поверх соломы.
Со стены сорвала пыльный старый ковер. За порогом встряхнула его, как смогла, выколачивая пыль. А потом подержала у огня, чтоб прогреть хоть немного.
Когда ковер стал теплым и перестал напоминать жесткую невыделанную шкуру, накрыла им софу, чтоб получилось что-то вроде палатки, шатра.