Ненавижу эту сучку - стр. 15
– И существует еще специальный пресс, типа утюжка, которым надо прижать кусок, – продолжала подруга.
Я слушала ее и не слышала, мясо я не ела, для меня это были мертвые знания. И я целовала ее руки, держащие кусок мяса, покрытые мукой, взбивающие белки, извлекающие пинцетом рыбные кости из форели, рвущие салатные листья, смешивающие соусы, чистящие чеснок, крутящие кофемолку. Я обожала непокорные пружинки ее волос.
Старая плита работала не напрягаясь, одной конфоркой, но пекла неплохо, после того как я положила в нее кирпич. Так делала моя бабушка. Кирпич нагревался и равномерно распределял жар.
Впервые в нашей жизни появилась такая просторная кухня со множеством всяких предметов. Я с удовольствием вкладывалась в покупку всего, что выбирала Алекс: салатницы, тостер, миксер, кофемашина и блендер, вафельница, шейкер и тому подобное. Но в глубине души все еще считала вещи врагами, отвлекающими от более интересного, но не такого очевидного нематериального мира. Но подруга уверяла меня, что на кровати должно быть не меньше шести подушек: две из них для сна, остальные для декора. В хозяйстве необходим стеклянный кувшин с широким горлом, чтобы вино дышало, раскрывая вкус и аромат. И бокалы должны быть разные – широкие для красного, узкие для белого, дудочкой для шампанского. Иначе и не стоит приглашать гостей. Она была убеждена, что стулья в гостиной должны быть всегда задвинуты под стол, если на них не сидят, и что под тарелки надо класть льняные салфетки и другие рядом – их во время еды перекладывают на колени.
Пузатый диван, слушая ее, чуть не лопался от важности и раздутого самомнения, шкафы лоснились самодовольством. Мой бюджет скрипел, моя зарплата была в два раза меньше, чем ее.
Алекс копила деньги, откладывая часть зарплаты, чтобы вернуть кредит, взятый пополам с мужем на покупку дома, из которого она уехала в Москву.
– Семья мужа эксцентричная. – Алекс прекращает шинковать овощи и скручивает самокрутку. – Сесил и его сестра родились, когда их матери, Глэдис, было восемнадцать. Она вращалась в upper class. Отец Сесила уехал в Индию. Пока он медитировал в Ашраме, Глэдис растила двоих. Однажды она зашла в бар и увидела пианиста, играющего в темном прокуренном углу. Его никто не слушал. Музыка была гениальная. Но исполнитель явно был не в себе. Оказалось, его отец в детстве бил по рукам, стараясь отучить от игры на фортепиано.
– Зачем?
– В пользу скрипки.
Алекс щелкнула пальцами:
– И Глэдис приняла мгновенное решение, change her life[1]. Стала женой пианиста, который полжизни провел в сумасшедших домах. А когда его выпускали, он импровизировал в барах за еду. Глэдис использовала его инвалидность и устроила концерты за счет благотворительных организаций. На правах опекуна и жены на вырученные деньги она основала фонд помощи одаренным инвалидам, сделав его фронтменом. И устроила ему благотворительные гастроли по всему миру.
– Так у тебя крутая свекровь? – Я приоткрыла окно проветрить.
– Слушай, она, жонглируя то его инвалидностью, то его гениальностью, запустила съемки фильма! И Джеффри Раш, игравший пианиста, получил «Оскара»! Сборы с концертов бешено увеличились. И, конечно, Глэдис решила выпустить книгу о детстве бедного полоумного музыканта. А чтобы не тратиться на профессиональных райтеров, она попросила написать эту книгу меня.