Ненасытная - стр. 6
— Конечно, позовут. Даже не сомневайся. Ты станешь известной моделью. Я буду все журналы скупать с твоими фотографиями.
— Спасибо, что веришь в меня. Я очень люблю тебя, — обнимаю Свету, глажу по светлым непослушным волосам, а у самой слезы застывают в глазах от несправедливости этой жизни. За что этому ангелу такие страшные испытания?
—Я только боюсь, что могу не успеть увидеть.
— Не говори так, пожалуйста. Твой папа ищет для тебя здоровое сердечко, он обязательно успеет.
— Он ведь у нас супермен.
— Алис, если я умру… — сколько же боли в детских глазах.
— Нет, пожалуйста, не говори так.
— Позаботься о Тобике, — достает из-под подушки мягкую игрушку с оторванным глазом.
Тобик это собака. Несколько лет назад Глеб подарил Светику. С тех пор это ее любимая игрушка. Она не выпускает ее из рук. Зверь со временем поистрепался, но менее любимым не стал.
Каждое ее слово причиняет боль, колет иголкой, сдерживаюсь из последних сил, чтобы не плакать. Надо быть сильной перед ребенком.
К завтраку спускается вся семья, приношу торт и тоже сажусь за стол.
— Света, сначала кашу, потом сладкое. Договорились? — спрашивает Глеб, когда девочка тянется за десертом. Нахмурившись, ребенок начинает ложкой размазывать кашу по тарелке со скучающим видом.
— Алиса, принеси мне перец, почему ты все время забываешь его ставить на стол? — Лада Олеговна, как всегда, раздает мне приказы. Даже «пожалуйста» никогда не скажет.
— Сиди, — спокойно говорит Глеб, когда я собираюсь пойти за перцем. — Алиса в этом доме не прислуга. А ты вроде не инвалид. Встала и сама взяла.
Сжав губы, Лада Олеговна бросает на меня ядовитый взгляд и резко встает из-за стола.
—Моя астролог сказала, что скоро в моей жизни начнутся кардинальные перемены, — вернувшись говорит Лада.
— Мааам, ну, когда ты перестанешь верить всяким шарлатанам, — фыркнув, Инга скептически улыбается.
Нет, Инга, совсем он не шарлатан. Он очень даже прав. Совсем скоро Ладу Олеговну ждет развод, уж я-то постараюсь.
5. Глава 5
— Фу, не хочу я есть омлет, надоел, — Инга берет тарелку с едой, встает и тянется к ящику, где стоит мусорное ведро.
— Не смей выбрасывать еду, — резко подскакиваю и отбираю у нее тарелку.
— Ты чего? — Инга смотрит на меня как на сумасшедшую.
Остальные тоже. Смутившись, мгновенно беру себя в руки и возвращаюсь за стол. Им не понять мою боль.
— Мне было лет десять, — не хочется ничего объяснять и оправдываться. Эти зажравшиеся богатеи все равно меня не поймут. — Той зимой стояли лютые морозы. Я заболела, температура под сорок. Кости ломило, словно каток по мне проехался. Все копейки, что я заработала, потратила на лекарства. На еду денег не осталось. И заработать не могла, потому что от температуры штормило. Я так несколько дней лежала, ночью из комнаты выползала, иногда на кухне валялись корки хлеба и объедки после родительской попойки. Ими и питалась. Рядом с домом был ресторан фастфуда. Девочки-официантки жалели меня, давали легкую работу и платили за нее, скорее всего, из своего кармана. Когда температура спала, я пошла к ним, они накормили. Но я навсегда запомнила эти несколько дней, чувство голода, которое не дает уснуть, скручивает все внутренности в тугой узел и животный страх, оттого что я умру одна в грязной вонючей комнате и никто обо мне не вспомнит, — в груди застревает ком, вздохнуть не получается. Только бы не разреветься перед всеми. Не заслуживают они моей слабости.