Немножко по-другому - стр. 10
– Вечно находится такой.
– Он напоминает мне индуса из «Дрянных девчонок»…
– Кевина Гнапора, – тут же подхватываю я.
– Да! Только страшнее, потому что ему не нравится мой предмет. Я волнуюсь, как бы он чего не поджег. Он как сточный колодец посреди моего оазиса писательского мастерства.
– Знаю таких людей.
– Так вот, иногда они садятся рядом. Когда один из них смотрит на другого, он будто вот-вот что-то скажет, а потом берет и отворачивается, как только другой чувствует, что на него смотрят, и поднимает голову.
– А, проблема правильного выбора момента.
– Это как раз хуже всего. Но Гейб и Лия влюбятся друг в друга, попомни мои слова, – говорит она, стуча пальцем по столу, чтобы поставить точку в своем утверждении.
– Запомнила.
Несколько минут мы молча едим.
– Ну а что нового в мире астрофизики? – спрашивает она.
– Мы женаты уже пять лет, а ты до сих пор не имеешь представления о том, чем я занимаюсь весь день.
– Нет, не имею.
Октябрь
Шарлотта (бариста)
Я оказалась в богопротивной утренней смене одна – это худшее, что случалось со мной за все время работы в «Старбакс». А все из-за нового менеджера: по-моему, она не понимает, что меня всегда надо ставить в смену с Табитой или Китом. Они меня сдерживают и не дают душить покупателей.
Вы только посмотрите, кто к нам забрел – неудачник Гейб. Есть такое интересное и страшное явление при работе в «Старбакс»: запоминаешь имена постоянных клиентов. И, к сожалению, они запоминают тебя. Гейб начал приходить сюда давно, хотя в прошлом году он являлся редко. Я по нему почти соскучилась, но вот он вернулся и теперь выглядит еще более ненормальным, чем раньше. Прямо сейчас он даже разговаривает сам с собой.
Табите с Китом нравится представлять, будто Гейб особенный, не такой, как все, что он самый очаровательный, застенчивый и чудесный парень на планете. Лично я считаю, что они чокнулись. Думаю, он абсолютно невменяем, хуже не бывает.
– Привет, – говорю я, когда Гейб подходит к стойке, и безуспешно стараюсь натянуть фирменную улыбку сотрудника «Старбакс».
Он не отвечает, продолжая буравить взглядом собственные ботинки.
– Привет!
Ничего.
– Йоу! Приятель! – я бросаю взгляд на стойку, думая, чем бы в него кинуть.
Девушка в очереди толкает его локтем, и Гейб поднимает голову.
– Простите, – бормочет он.
– Ничего, – отвечаю я, хотя сама думаю иначе. – Что вам принести?
– Большой кофе, и оставьте место для молока.
– «Суматру» или «пайк плейс»?
Обычно я ему наливаю «пайк плейс», но Гейб иногда их путает.
Он взирает на меня, словно я что-то сказала на иностранном языке, хотя сам вопрос вполне обычный и понятный.
– «Суматру» или «пайк плейс»? – я едва не кричу. Как же все это глупо.
Он пялится на мои губы и как-то странно вздрагивает, одновременно пожимая плечами.
– Не пойму, о чем вы говорите.
Я показываю на кофейники за спиной с подписями «суматра» и «пайк плейс».
– А, «суматра» подойдет, – говорит он. Мне немножко стыдно: щеки у него пылают таким цветом, какой видишь только на коричных конфетках. Он хлопает глазами и протягивает подарочную карту.
В жизни не пойму, с чего вдруг Табита в него втюрилась. Могла бы выбрать кого получше, думаю, протягивая ему кофе.
– Спасибо, – бормочет он, зарывая руки в карманы и кидая пару монет в банку с чаевыми. Я борюсь с желанием рассыпаться в благодарностях за семь центов. Дождусь Табиту с Китом и расскажу им, что он сегодня отчебучил.