Немецкие бомбардировщики в небе Европы. Дневник офицера люфтваффе. 1940-1941 - стр. 15
Все-таки я написал Эльзе. Из письма матери я узнал, что Эльза тяжело болеет. Доктор говорит, это анемия. Этот их доктор Кульман старый идиот. Я думаю, она выздоровеет. Она всегда была хилая.
Вчера прочитал великолепную книгу. Она называется «Воздушная война – 1936». Там описано разрушение Парижа вражескими бомбардировщиками. Она была написана в 1932 году, и так ее и надо читать. Так они тогда представляли себе воздушную войну. Самая интересная часть в книге о том, как разбомбили Париж, и не кто-нибудь, а англичане. Весь замысел этой части основывается на той идее, что англичане и французы поссорились из-за Египта, а англичане потом бомбили Париж, пока не разрушили полгорода. Идея не так плоха, как кажется. Просто надо читать между строк. Где он говорит «англичане», он имеет в виду «немцы». Это потому, что, когда майор Хелдерс писал эту книгу, мы еще жили под Веймарской республикой. Но совершенно ясно, что он имеет в виду. Но главное даже не это. Такая книжка яснее ясного показывает, что наши враги врут, когда обвиняют во всем фюрера, а немецкий народ якобы не хочет этой войны. Все это чушь. Такая книга не могла быть написана, если бы люди уже тогда не хотели бы войны, чтобы отомстить Франции. И ничего страшного, что современная война немного отличается от того, как ее представлял себе этот умный добрый майор.
Тео Зольнер хороший парень, но пьет он слишком много. Если бы только он остановился на «Курвуазье», как я! Но он мешает все подряд. Пиво, французские вина, коньяк, а потом несет всякую чепуху. Оберлейтенант поговорил с ним как отец с сыном. Он честно сказал Зольнеру, что тот становится слишком толст. Полнота опасна для нас. Толстые не выдерживают перегрузок. Тео знает это, конечно. Все мы изучали это в Гатове.
Зольнер пообещал оберлейтенанту бросить пить, но потом он мне сознался, что не уверен, что сдержит слово. Его отец был капитаном грузового судна в Гамбурге. Тео говорит, что в его семье всегда много пили, так что у него это наследственная слабость. Замечательное оправдание.
Вчера вечером с Тео Зольнером получилась крупная неприятность. Он, конечно, опять напился и пошел болтать что попало. Ребята играли в покер, я читал, он всем надоел, и его никто не слушал.
Некоторые ребята завели дружбу с девчонками. В конце концов, это никого не касается. Но Тео Зольнер начал делать всякие похабные замечания. Он спросил Любке, радиста из другого экипажа, как он думает, будет девочка или мальчик. Через минуту их разговора Любке вцепился ему в горло. Он был белый от злости. Мы их разняли и велели Тео убираться. Мы, в конце концов, не старухи, мы молодые мужчины, а они молодые девчонки, и это такое дело, которое кое-что значит, и если ты прогуляешься немного с девчонкой и поговоришь, то это никого не касается. Никто не виноват, что Тео предпочитает пить, а не гулять.
Я не хотел писать об этом. Но какой тогда смысл вести дневник, если не записывать туда все. Я думаю, потом, лет через десять или двадцать, когда буду его перечитывать, захочу точно знать, что и как было. А если заводить секреты от собственного дневника, то лучше уж совсем бросить его писать.
Короче, это произошло вчера вечером. Мы ушли довольно далеко в лес. День был очень жаркий, ночь тоже теплая. Было тихо. Потом я спрашивал себя, не выпил ли в тот день слишком много, но уверен, что нет. Не больше, чем я пью обычно, когда у меня следующий день свободен. Она ничего не говорила, и я ничего не говорил. А потом это вдруг произошло. Я не отдавал себе отчета, пока не услышал шаги. То есть я подумал, что кто-то идет, и вскочил. Наверное, был красный как рак. Потом шаги стихли. Я не знал, что сказать. Измучился, придумывая, что бы такое сказать, но так ничего и не придумал. Но я чувствовал, что обязан сказать хоть что-нибудь, и начал что-то бормотать. Она прикрыла мне ладонью рот и сказала: «Не надо ничего говорить». А потом попросила у меня сигарету.