Нельзя тебя любить - стр. 16
В приемной тишина, секретаря нет на своем месте. Не уходить же теперь. Негромко стучу в дверь и, не дождавшись ответа, приоткрываю ее.
– Серафима Васильевна, можно?
Заглядываю внутрь и вижу, как директор беседует с каким-то мужчиной. Его лицо мне кажется смутно знакомым, но с лету вспомнить откуда не получается.
– Алена Сергеевна, проходите. – Она натянуто улыбается и кивает мне на свободный стул. – Вы как раз вовремя.
Неловко как-то прерывать их беседу, ну раз уж пришла, куда теперь деваться. Присаживаюсь за стол и напряженно жду продолжения.
– Знакомьтесь, это Владимир Борисович Молотов, отец Глеба – вашего нового ученика.
Наконец до меня доходит, почему этот мужчина кажется мне знакомым. Конечно же, он похож на Глеба. Точнее, Глеб на него. Яблоко от яблоньки, вероятно, тоже очень близко.
– А это учитель русского языка и литературы и по совместительству классный руководитель вашего сына.
Глаза Владимира вспыхивают интересом. Сканирует меня взглядом, словно проверяя, насколько я подхожу на эту должность. У них это получается на автомате.
– Очень приятно. – Он протягивает мне ладонь. Не хочется касаться, но отказывать как-то неправильно.
– Взаимно, – выдавливаю из себя улыбку и пожимаю руку.
– У вас что-то важное? – интересуется Серафима Васильевна, явно намекая на то, что мне пора.
– Нет-нет, ничего… – поднимаюсь на ноги и пячусь к двери. – Я попозже зайду.
– Алена Сергеевна, подождите, – окрикивает Владимир.
Черт. Сбежать не удалось.
– Что?
– Я хотел бы с вами поговорить о моем сыне.
Догоняет меня у двери и, слегка прищурившись, смотрит в глаза. Неуверенно киваю и поджимаю губы.
– Глеб – очень ранимый ребенок, – произносит Владимир и многозначительно молчит. Ждет моей реакции? Но какой?
– Я заметила, – язвительно усмехаюсь. Его «ранимость» я сегодня очень хорошо прочувствовала на себе. Хам и сволочь!
– Это всего лишь маска. Он очень тяжело переживает отсутствие матери и свое взросление, поэтому сильно диссонирует.
Надо же, как благородно прикрывать косяки в воспитании модными тенденциями. Взросление, переходный возраст и еще десяток возможных вариаций. Только все это туфта. И не надо мне ее втирать.
– А я думаю, что он просто избалованный капризный мальчишка, который считает, что ему все дозволено, – раздраженно выпаливаю. – И, скорее всего, именно вы его так воспитали.
Рыба гниет с головы. Это прописная истина.
– В этом вы правы. – Губы Владимира искривляются в опасном оскале. – Я всегда стремился сделать так, чтобы у моего сына было все самое лучшее. И не намерен отступать в этом вопросе.
– Я вас не понимаю, – складываю руки на груди, но внутри все трясется от страха.
– Если уж Глеб решил учиться в этой школе, – он делает паузу, – значит, вам придется соответствовать. Серафима Васильевна с готовностью идет мне навстречу.
– То есть мы недостойны обучать наследного принца? – хмыкаю я и ощущаю, как по позвоночнику струятся колючие мурашки. Начинает опять накрывать от страха и беспомощности, но я всеми силами пытаясь сохранить остатки достоинства и гордо вскидываю подбородок.
– Рот свой прикрой, – зло рявкает Владимир. – А то вылетишь отсюда и пикнуть не успеешь.
– Что? – Мои глаза шокированно распахиваются, а сердце замирает в груди.
– Алена Сергеевна, мы с вами позже поговорим. – Директор открывает дверь и буквально выпихивает меня из кабинета. Вот что сын, что отец. Одинаковые моральные уроды!