Нельзя красть у бога - стр. 4
⠀
– Я… – начал было тот, но Дагда уже встал с места, не собираясь выслушивать оправдания сына.
– А ты, Каэр? Может, не нужно было правителям Коннахта идти войной на твоего папашу, чтобы добиться твоей руки? Пусть бы всё оставалось как есть. Ты – на озере, лебедем, Энгус – с нами. Кому охота, чтоб его дитя превратилось в птицу, хоть и по своей воле, хоть и по любви?
Невестка почтительно склонила голову. Но как только наступила тишина, выпрямилась и сказала:
– Всё так. И Энгус, твой сын, и я, его жена, благодарим за то, что стало нам доступно с твоей помощью. И несравненной Боанн. Но, Дагда! Мы всего лишь хотели сказать, что нет смысла в этих благодеяниях, ибо негде нам жить и размножаться, как того требует зов крови. Пока Энгус сражался плечом к плечу с воинами против моего отца, ты разделил сиды между детьми, позабыв о младшем сыне!
Дагда покраснел, Каэр продолжила:
– Ты знаешь, что с тех пор, как я сказала «Да», мы 12 месяцев провели на берегу прекрасного озера Бель-Драгон, в прозрачных водах которого отражаются старые дубы и омёлы, и не было нам дела ни до мирской суеты, ни до божьей…⠀
– Но каждый второй год, сразу после Самайна, – он прервал её взмахом руки – мол, знаю, знаю, – вы будете возвращаться в людское обличье.
– И тогда, наконец, сможем зачать детей, – закончила Каэр и улыбнулась. После развела руками, – но где, коли сида нам не досталось? Лебеди совьют гнездо на озере, но нет в нём места для людей.
Боанн радовалась разумным словам, и тому, что ни грозный тон, ни насупленные брови, не испугали жену любимого сына.
– Твоя правда, Каэр, – молвил Дагда, сбитый с толку. Почесал бороду, уставился на башмаки из конской шкуры, волосом наружу – и каждый золотился в солнечных лучах, – твоя правда, Энгус. Видать, в последней битве сильно я приложился, что остался без памяти. Надо было у четырёхглавого чудовища-фомора хоть одну башку для себя отрубить, про запас!
Вздохнула Боанн с облегчением: не звучать больше гневным речам в чертоге – звучать нынче волшебной арфе, «древу двухголосому», в честь примирения. Наверное.
– Что ж, Энгус. Делить по-новому холмы между детьми не хочу и не буду. Но накануне Самайна, и пока не закончится праздник, уступаю тебе Ши ан Бру. Между Наутом и Даутом, лучший сид, что достался нам в наследство от пращуров, древних, как сама жизнь в этом мире, – бог раскинул руки, гордо обвёл священный зал, – он – твой!
– Отец, но…
– Не благодари. Негоже птицам вечно находиться в клетке, пусть в волшебной, но всё же в каменной. Ну, а недели пожить хватит. Верно, сынок? – Дагда подмигнул ему и хлопнул в ладоши: разговор окончен.
⠀
– Посмотрим, – упрямо прошептал Энгус и взял Каэр за руку. Пальцы юных супругов переплелись. Чуть слышно звякнула цепочка: появились путы серебряные из воздуха. Обвила, соединила запястья. Мгновенье, и растаяла, словно и не было её, а в небо взмыли две птицы. Два белых лебедя.
– Посмотрим… – звенел воздух.
Глава вторая.
Летом 1699 года приспичило графу Чарльзу Кэмпбэлу дорогу строить. Созвал крестьян-должников, сыновей фермеров и велел камни с трёх курганов таскать. Да чтоб путь через лес, мимо хижины знахарки Шивон, до самой деревни пролег. На скорую руку сложили три лачуги для строителей. Соломой притрусили. Очаг наладили. Скамьи сколотили. Жёны обеды в котомках носить стали и сокрушаться: виданное ли дело, отрывать мужчин от земли в страду? Куда смотрят боги? Не иначе наслала чары на графа дочка ведуньи, Несса. Всем известно, что своей красотой колдовской пол-округи свела с ума. Досталось и лорду, и дружку его, Эдварду Ллуйду, английскому прихвостню, что погостить приехал летом. Сказывали, Грааль искать, ну-ну. Скорей лепрекон съест свою шляпу, нежели тот найдёт чашу.