Нельзя касаться - стр. 30

А оно… Боже, оно отзывается на его действия с таким трепетом, что у меня дух захватывает. Этот поцелуй сегодня… Касаюсь губ кончиками пальцев и провожу по ним. Я запомню его как одно из самых светлых воспоминаний в своей жизни.

Возможно, он бы повторился еще раз, там в ресторане, если бы не его бывшая. Более чем уверена в том, что она подгадала нужный момент. Про таких впору говорить — явилась, не запылилась.

Слышу голоса, доносящиеся из коридора, и замираю. Лев вернулся? Будто улавливаю знакомый тембр.

Быстренько споласкиваю лицо прохладной водой и наспех вытираюсь бумажным полотенцем. Если это он, мне не хочется, чтобы заметил то, как сильно я расстроена…

Открываю дверь ванной и выхожу. Цепенею почти сразу, когда понимаю, что никакой это не Лев.

— Мама, ты зачем его впустила??? — прихожу в себя слишком поздно, иначе бы не позволила отчиму и шагу за порог ступить.

***

— Здравствуй, Алиса, — протягивает отчим довольно и озирается по сторонам: — Неплохо вы тут устроились, я смотрю, хоромы барские. Аля-Аля, — цокает языком осуждающе, обращаясь к матери. — Думала под мажора дочь подложила, и дело в шляпе?

— Я не подкладывала дочь! — голос мамы дрожит.

Слава богу, Пушинка сегодня легла пораньше! Не хватало еще ей быть свидетелем этих унижений.

— Убирайся отсюда. — Чеканю я каждое слово и выдерживаю взгляд отчима. — Чтобы ноги твоей здесь не было.

— Как заговорила. Забыла, кто тебя вырастил?

— Точно не такой подонок, как ты.

— Смелая стала, я смотрю, — скалится отчим, буравя своими пустыми глазенками. — Думаешь, ноги перед этим богатым сопляком раздвинула, так сразу крыша появилась? А нихера, Алиска, нихера.

— Убирайся! — заступается мама.

— Мам, не надо. — Понимаю, что ей лучше не лезть в этот разговор. Очевидно же, что отчим просто провоцирует нас. — Лучше иди к Пушинке. Я сама разберусь.

— Но…

— Мам, просто сделай, как я сказала.

— Да, да, Алечка, иди к малой, — вторит моим словам отчим. — А нам с Алиской перетереть надо по делу.

— По какому еще делу?!

— Ма-ма, иди.

Мама нехотя, но все же делает, что я ей говорю и уходит в спальню к Пушинке. Я же остаюсь один на один с тем, кого ненавижу больше всех на свете.

— Что тебе нужно? Зачем пришел сюда? — смотрю на отчима презрительным взглядом.

— По делу, Алис, по делу. — Лыбится отчим и шмыгает носом по своей дурацкой привычке. — Думала, я так просто оставлю спектакль, который вы мне с мажориком устроили?

— Ты сам виноват.

— Я не люблю, когда меня дураком выставляют, — продолжает отчим, игнорируя мою реплику. — Поэтому подсуетился малясь…

— Короче.

— Короче, Алиска, твоему мажорику кранты. Ну если ты, конечно, не одумаешься и не станешь ему жизнь портить…

Все внутри холодеет от его слов. Вижу по глазам, что эта сволочь не шутит. Уж больно довольно улыбается, чуть ли не потирает ручки.

— Что тебе нужно? — стараюсь, чтобы голос не дрожал.

— Гордость свою уязвленную потешить.

— Не дождешься!

— Ну тогда беги ставить свечку за здоровье своего мажорика, — гогочет отчим, совершенно не заботясь о том, что может разбудить Пушинку.

— Ты не посмеешь! — шиплю я, сжимая кулаки. — Только попробуй причинить ему вред! Ты еще за прошлый раз не ответил.

— И не отвечу. У меня хоть и денег нет, как у него, — обводит руками вокруг себя, очевидно, имея в виду финансовое состояние Льва, — но я знакомыми нужными в свое время обзавелся. Они быстро на твоего милого дело заведут.