Нелюбушка - стр. 11

– Ах ты отродье! Перечить мне вздумала?

Я взлетела по лестнице на второй этаж, ногой со всей силы толкнула – всю жизнь мечтала когда-нибудь это сделать, но куда было с моей хромотой! – некогда белую с позолотой дверь и оторвала от дочери поганую старуху, когда та уже занесла руку для очередного удара.

Новая я была выше, сильнее и крепче меня прежней. Мне достало сил прижать мать к стене локтем за горло, и она перепуганно захрипела, выпучив глаза.

– Еще раз, – зашипела я, плохо себя контролируя, – ты поднимешь руку на мою дочь или на меня, старая тварь, и я тебе мозги вышибу. Уяснила? Я не слышу! Ты меня поняла?

Старуха – да, теперь для меня женщина сорока пяти лет была старухой! – беззвучно разевала рот, бледные рыбьи губы ловили воздух, глаза остекленели, но я не ослабила хватку.

– Ты посмела ударить мою дочь. Я не слышу. Ты. Меня. Поняла?

Возможно, она хотела бы проклясть меня, предать анафеме, но жизнь была ей дороже, чем власть над всеми ее домочадцами. Она кивнула, сообразила, что этого мне недостаточно, злобно выдавила:

– Поняла.

Я убрала локоть не сразу.

– Еще раз я увижу, как ты доводишь мою дочь до слез. Еще раз я увижу или услышу, или мне передадут, что ты хоть что-то сделала с моим ребенком. И я тебе башку отшибу и кишки развешу вдоль забора. Ты поняла? Я даже разбираться в причинах не стану. Я тебя как клопа в тот же миг удавлю.

Я выпустила старуху, и она кулем осела на пол. Мне было на нее наплевать – я повернулась к малышке, испуганно хлюпавшей носом, подошла и быстро ее осмотрела. Если старуха ее и ударила, то несильно, больше для острастки, но разницы для меня никакой нет. Для матери разница есть: на этот раз с нее науки хватит.

– Ты в порядке, солнышко мое? – спросила я, протягивая к Аннушке руки. Анна, ее зовут Анна. Моя дочь. Какая красавица! – Что она тебе сделала?

– Мама! – прошептала Аннушка, обнимая меня за шею и утыкаясь мне носиком в плечо, и я поняла – обратной дороги нет.

Я мать, чьим-то великим расположением я снова мать, и нет и не может быть для меня никого дороже в целом свете, чем малышка на моих руках.

Так и не взглянув на старуху, я вышла из комнаты, прижимая к себе дочь и думая, что, возможно, последствия моего бунта не заставят себя долго ждать.

В светлом зале знакомая мне барышня хлопотала возле облитого чаем господинчика. При виде меня оба окаменели, изобразив немую сцену весьма убедительно, я величественно кивнула, чем озадачила их еще больше, и быстро прошествовала мимо.

Я не запомнила хитросплетения комнат и коридоров, шла уверенно, но абсолютно наугад и отлично осознавала, что после того, как я укусила хозяйку этого места, мне одна дорога – подальше отсюда, и вовсе не потому, что я опасаюсь мести. Мне нечем кормить в этом доме ребенка, нечего есть самой, из чего следует – мне нечем кормить второго ребенка. Я даже еще не чувствовала малыша, но твердо знала – я хочу, чтобы он появился на свет.

Аннушка замерла, уютно сопела мне в ухо и цеплялась за мою шею крохотными ручками. В каком помутнении была та, прежняя я, ее мать? Девушка с прекрасным именем Любовь, особа невеликого ума, импульсивная, податливая и наивная, если у нее имелся хоть гран мозгов, какого черта она поперлась в родительский дом с ребенком, на что она надеялась – на чудо?