«Нелюбимый» день недели - стр. 15
Проснулась я глубокой ночью, поперхнувшись собственными слюнями. Мягкая кровать отчасти напоминала мою, но стоило мне перевернуться на спину, как я поняла: что-то не так. Широко распахнув глаза, я дала им мгновение привыкнуть к темноте, прежде чем оценить обстановку. Я лежала в одежде (джинсы были застегнуты) на незастеленном диване, накрытая каком-то пледом. Комната отличалась формой: моя была продолговатой с голыми стенами, а эта квадратная с длинным уродским шкафом до занавешенного окна. А штор у меня и в помине не было. Так. Где же я? Сглотнув, я крепко зажмурилась и снова открыла глаза, ожидая, что вместе с пеленой спадет и наваждение. Однако ничего не изменилось. Тогда стараясь не производить ни звука, я села. Голова даже от такого нехитрого движения закружилась так, будто я скатилась на американских горках. Никогда, кстати, не каталась, но почему-то уверена, что чувства именно такие. Подождав пока цунами мозговой жидкости омоет берега черепа и успокоится, я старалась дышать урывками, борясь со рвотными позывами. Лечь бы обратно и забыться, но смутное чувство, что я что-то упускаю, свербило в груди. И тогда я свесила ноги, но место пола почувствовала нечто живое, теплое и бугристое, и еле сдерживая рвущийся наружу крик, аккуратно перешагнула это существо. Оно приглушенно охнуло, а из дальнего угла ему ответил чей-то храп. Отлично. Противников все больше.
Накатывающий страх душил, стискивая легкие. Я судорожно хватала воздух ртом и пугалась каждого шороха, даже если сама была виновницей его производящей. И тут я узнала интерьер. Мышечную память никто не отменял, и когда рука безошибочно нашла дверную ручку, меня озарило. Точно. Я же осталась у Марины. Нужно ее найти. Почему-то уверенности в том, что она спит на полу или кресле, у меня не было. И тогда толкнув дверь из комнаты, я очутилась в небольшом коридоре, а после – на кухне. Щелкнул выключатель, и ослепляющий свет резью отозвался в мозге. Зато я нашла подругу. Она ютилась на табуретке, склонив голову на сложенные руки, и громко посапывала. Да, ее жесткое дыхание могло напугать кого угодно, но я-то знала ее особенность. Часто мы смеялись, что она внебрачная дочь Дарта Вейдера. И это сильно. Смеяться над своими недостатками может не каждый.
Я легонько ее толкнула, упав на соседнюю табуретку.
– Что за… – фыркнула она.
– Это я, не гунди.
Продирая понимание сквозь ресницы, она пространственно уставилась мимо меня. Сфокусироваться получилось не сразу, но я была терпеливой.
– Воды налей, – Марина облизала пересохшие губы. – И сколько времени?
Голова прояснилась, но каждый механический жест запрашивал усилий больше чем обычно. Придерживаясь за стол, я поднялась, подставила кружку под мощную струю и обернулась. Пришлось закрыть глаза и сильнее ухватиться за столешницу, чтобы сохранить устойчивость. На стене висели старинные часы с кукушкой, стрелками и маятником. Я всегда удивлялась, как такая древность еще не рассыпалась. Но сейчас они были очень кстати. Где лежал мой телефон, я не знала.
– Пять часов, – ответила я, глядя, как жадно подруга насыщается. И как только она отставила пустую кружку, я повторила свои действия и уже сама впилась в живительную влагу.
– Пять утра? – переспросила Марина, и по ее настороженному виду я поняла, что все плохо. – Так тебе же домой надо.