Размер шрифта
-
+

Неизвестная Россия. История, которая вас удивит - стр. 10

Через 70 с небольшим лет смеха не будет. 19 июля 1914 года после объявления войны Германии разъяренная толпа учинила разгром немецкого посольства в Санкт-Петербурге. «Громили здание посольства дня три, – вспоминают очевидцы, – сломали двери, выламывали решетки окон, выбрасывали мебель, целиком шкафы с бумагами, и наконец было скинуто с аттика здания бронзовое олицетворение воинствующей Германии – два тевтона, держащие коней. Этот разгром посольства привлек громадные толпы людей. Сквер перед Исаакием был вытоптан, на мостовой валялись обломки мебели, куски железных решеток, книги, бумаги. Толпа выкрикивала ругательства и проклятия в адрес кайзеровской Германии и самого кайзера. Полиции там мы не видели – полицейские понимали, что соваться под руку возмущенной толпы – дело опасное». На следующий день почти все газеты с ликованием писали о «сердечных сценах торжества русского национального духа».

По иронии судьбы, в самом центре Исаакиевской площади стоит памятник Николаю I работы его любимого скульптора Клодта, еще одного немца на русской службе. Так что бронзовый император мог с удобством взирать со своего высокого постамента на эти «сердечные сцены». И это было справедливо. Именно при Николае I началась национализация империи, которая постепенно сделала одну шестую часть суши заложником мелких честолюбий, жалких амбиций и интриг карликовых славянских княжеств на Балканах, ухитрявшихся к тому же постоянно обмишуривать Россию и в конце концов втянувших ее в роковую войну. Конечно, история в 30-е и даже 40-е годы XIX века еще не устремилась сметающим все потоком в выбранное раз и навсегда русло. Это 19 июля 1914 года обратного пути уже не было, зря Вильгельм прислал кузену Ники свою последнюю телеграмму. В 1833 году история находилась еще в некоторой нерешительности. Используя естественно-научный термин, такой момент можно назвать динамическим равновесием. Очень скоро оно будет навсегда нарушено. И вся громада русской жизни подчинится одной-единственной энергии – энергии самоуничтожения.

На это будут работать лучшие силы вновь обретенной Россией «нации» или «своенародности». Взять хотя бы Федора Ивановича Тютчева, поэта, на мой вкус, посредственного, но в России когда-то горячо любимого. Тютчев, кстати, принадлежал к роду тюркского происхождения, скорее всего перешедшего к московским князьям из Орды где-то во времена Дмитрия Донского. Природная лень и слабость к женскому полу поначалу не позволили Федору Ивановичу сделать надежной карьеры. Он начал ее по дипломатической части при весьма приличной протекции. Однако к 36 годам был уже отчислен из Туринской миссии за самовольную и необъяснимую отлучку в Мюнхен (по амурному делу). По дороге он теряет служебные документы особой важности – дипломатические шифры, но его покровители скандал заминают. Лишенный жалованья, с детьми от первого брака Тютчев фактически живет на иждивении у своей второй жены, Эрнестины Дернберг, в девичестве Пфеффель (с ней он состоял в связи, вероятно, еще до смерти первой жены). Кстати, Эрнестина уплатила 20 тысяч рублей долга своего мужа – сумма по тем временам фантастическая. Этот эпизод не помешает поэту и патриоту завещать свою посмертную пенсию другой сожительнице.

Но пока они вроде бы счастливы с Эрнестиной, только остро нуждаются в деньгах, у молодоженов родятся дети, а весь вклад Тютчева в семейный бюджет – это золотое шитье с двух его придворных мундиров камергера, привилегии на ношение которых он тоже лишился. Впрочем, Федор Иванович хлопочет и через пару лет ему-таки удается стать известным самому императору и даже получить право обратиться к нему с личным посланием.

Страница 10