Негодный подарок для наследника. Снежные узы - стр. 32

Даже когда одна из местных служанок – пышная круглолицая Минко с неприятным крысиным носиком – подбежала ко мне и протараторила:

– Скидывай скорей верхний халат, такко! Беги давай, разносить будешь, рук не хватает, – сообразила не сразу.

Хотя стоило бы, но разум плавал в отупляющем мареве. Мне бы куда-нибудь на южные острова, и личного помощника с подносом с мороженкой и вентилятором, а?

Меня никогда не выпускали в зал – это было обязанностью других служанок. Кайтиш Амарлео позаботился о том, чтобы перед студентами я мелькала как можно меньше. И все слуги прекрасно знали, кто негласно за мной стоит. Оттого и исходили ядом, но на что-то кроме мелких пакостей не решались.

На более серьезное никто бы не пошёл. Никогда. Я была в этом уверена так же, как в том, что за зимой идёт весна. И забыла о том, что некоторым из-за жадности может отказать инстинкт самосохранения. Как Минко, которая буквально выпихнула меня вместо заболевшей служанки.

– Давай живее! – Завопила недовольно, пронзительно, узкие щелочки глаз буравили меня с яростью.

Меня обожгло. С подносом. В зал. Именно сейчас, когда где-то поблизости отравитель… Только и отказаться сейчас – я не могла. Любой скандал бы привлёк в тысячу раз больше внимания и ещё более нежеланные последствия на мою голову.

Я сглотнула. Коротко кивнула.

Сложила верхнее платье в дальнем углу кухни на скамье, убрала широкие рукава халатов лентой  – и началось. Даже несмотря на нарисованные на лице пятна и рытвины "как от ветрянки", грубую одежду и походку утки – меня замечали. Как не замечать оголодавшим за неделю (перед очередным отгулом) до женского внимания адептам, когда все остальные служанки уже примелькались!

– Мм, низшая, согреешь меня сегодня вечером?

– Интересно, если ей на голову мешок нацепить, ночью не напугает?

– Пять серебром, если пойдешь за мой столик, такка!

– А фигурка хорошенькая, где пряталась?

Лицо пылало, кулаки тоже пылали, тьфу, чесались, – от желания врезать по чьим-то излишне болтливым физиономиям.

И я не сразу сообразила, что почему-то вокруг воцарилась блаженная тишина.

Я сгрузила тяжёлый поднос, уставленный тарелками, заученно пробормотала:

– Мирной трапезы вам, Снегосиятельные, – и застыла, подняв голову.

Иногда, как сейчас, мне хотелось бы ошибиться в своих предположениях. Я  стояла у того самого треклятого стола слева от колонны с гербом академии.

Только сейчас он был занят двумя учениками.

Один адепт – невысокий, с юношески изящным телосложением, был одет в светлую форму с нашивкой незнакомого мне факультета. Одежда с традиционным запахом на правую сторону и завязками ему очень шла. Рукава были узкими, застегнуты на пуговицы в виде каких-то символов.

Волосы забраны в короткий хвост, челка небрежно прикрывала глаза. И глаза эти – темные, холодные, с золотым огоньком зрачка пробирали до дрожи. Как и едва заметные небольшие костяные наросты на его предплечьях. Они выглядывали через специальные прорези в одежде.

Но куда сильнее я испугалась, когда повернула голову – и встретилась взглядом со знакомым незнакомцем. Тем, кто спас меня, пусть и не по доброте душевной, несколько дней назад. С тем, кого…

В ушах загудело. Повара не было, по слухам, второй день. Столик тот же, время обеденное. Поднос жалко звякнул. Всё сошлось. Я не ошиблась. Увы.