Негодная певица и некромант за клавесином - стр. 25
Мне не поверят просто потому что ещё никто не пострадал, разрушительный эффект проявится позже…
— Вот. Принимать чайную ложку перед сном и после пробуждения.
Доктор вынимает из чемоданчика тёмно-зелёный пузырёк и ставит на мой прикроватный столик. Мама одобрительно кивает.
— Карин как раз только-только проснулась.
Врач согласно кивает, достаёт из чемоданчика мерную ложку.
— Я достаточно хорошо себя чувствую, чтобы не принимать лекарство, — отрезаю я и, встав, накидываю на плечи халат.
— Карин, не капризничай, это для твоего же блага.
Я вдруг понимаю, что если я откажусь, мама ещё больше уверится, что микстура — это то, что мне нужно. Хуже другое. Мама наверняка поступит так, как поступала в моём детстве, когда у меня было воспаление лёгких, и мне прописали очень горькую настойку. Она приказывала слугам меня держать и заставляла пить. Сейчас будет то же самое. Из лучших побуждений, да.
— Микстуры хватит на неделю, — замечаю я.
— Я думаю, пяти дней будет достаточно.
— То есть больше у вас нет, господин врач?
— Нет, но вам…
Вот и хорошо, что нет.
Я беру пузырёк в ладонь. Врач мой жест истолковывает ошибочно и с готовностью протягивает мерную ложку, а я отворачиваюсь и прицельно швыряю флакон об уголок комода.
— Карин! — в голосе мамы звенят потрясение и возмущение.
Мало того, что я веду себя неподобающе, так ещё и перед посторонним.
— Юная госпожа… — в отличии от мамы врач теряется.
Флакончик падает в ковёр. Стекло, видимо зачарованное, не разбилось.
— Карин, ты перешла черту.
— Я настоятельно рекомендую вам пропить микстуру, юная госпожа. Ваше душевное здоровье под натиском тревог пошатнулось.
В спальню заглядывает сеньора Таэр. Я не слышу, что именно мама говорит ей на ухо. Достаточно того, что я догадываюсь — сеньора Таэр уходит за горничной.
Мне надо расправиться с микстурой во что бы то ни стало. Я понимаю, что мама пошлёт за новым флакончиком, но я выиграю время, мне не вольют отраву прямо сейчас. Какая доза опасна? Полный курс? Один глоток? Я не знаю…
Зато знаю, что разбить зачарованное стекло почти невозможно.
Попробовать наступить?
Врач поднимет флакон раньше, чем я успею. К тому же у меня тканевая подошва, а не подковка каблука…
Я по наитию делаю нечто неожиданное. Я резко тяну из окружающего пространства магию, концентрирую в руке шар, заряженный всей моей злостью на разворачивающийся вокруг меня фарс, на мамину глухоту, на собственную беспомощность.
Шар наливается зеленовато-болотным светом, и я швыряю его. Разлетаются шипящие искры. Одна падает мне на тыльную сторону ладони и кусает. Я касаюсь ужаленного места, тру и с чувством глубокого удовлетворения наблюдаю, как шар взрывается, и разлетаются осколки. Отрава остаётся лужей на полу.
На всякий случай я повторяю удар, но теперь моя цель не флакон, а сама микстура.
— Карин…
— Юная госпожа магиня? — в голосе врача чудится что-то похожее на уважение если не ко мне, то к моей силе.
Я смотрю с вызовом.
— Я. Сказала. Что не буду пить эту дрянь.
— Ты… Карин, как вульгарно! Кто тебя этому научил?! Ужасно…
Насколько я знаю, Берт прошёл начальный курс, а я сейчас показала что-то похожее на боевую магию. Совершенно не женственно, и… Мама правильно говорила — какой мужчина согласиться взять в жёны девушку, которая будет уступать в силе. Разве она будет его слушаться, уважать?