Нефть, метель и другие веселые боги (сборник) - стр. 28

Сейчас разгорится обычный спор. Молодые будут посмеиваться над дремучими старческими байками, старики будут упрямо покачивать головами. Кто-то заплачет, вспоминая, как пахли почки этих деревьев раньше. Но я никогда не участвую в споре. Мне неинтересны эти мелочи – кто придумал тополя, кто их «испортил», кто прячет их в железных сигарах, превращая прекрасные деревья в стальных монстров, в гладкие мини-башни. Мне даже неинтересно, кто распоряжается их судьбами, кто возит их из города в город, из деревни в деревню, из одного края моей страны в другой. Я знаю, что они есть, и этого мне достаточно. И еще я знаю, почему в июне все города полностью засыпаны тополиным пухом и почему нельзя отличить одно дерево от другого: потому, что тополя никогда не стоят на месте.

Когда солнце начнет садиться, я поднимусь к себе домой и выйду на балкон. Не замечая доносящиеся снизу крики, я обопрусь о перила и начну внимательно осматривать двор. Кузнецовы уже привезли откуда-то грибок. Завтра решено его ставить: старики говорят, что этот могучий красавец уже никуда не уйдет, что прошел его век. С ними как всегда будут спорить. И правильно – даже отсюда, с балкона, я чувствую, что и этот тополь скоро покинет нас. Мы опять будем ждать новых гостей. Интересно, где делают такие грибки для детских площадок? Я тщательно запоминаю двор. Одинокий исполин уйдет, и те два молодых деревца тоже скоро уедут. Вот здесь хорошее место, у второго подъезда: там можно ждать три-четыре новых дерева. Когда они придут? И почему я почти никогда не ошибаюсь в своих предсказаниях? Не знаю. Зато я твердо знаю, что по моей стране, защищая границы, скрываясь от чужой разведки, заметая следы и путая и пугая врага, постоянно ездят большие прекрасные тополя.

2010 г.

Первым, кого он увидел, войдя в своей скромной серой куртке в здание Министерства, был плотный чиновник с угрюмым государственным лицом много лет держащегося на грани алкоголика, в хрустящем синеватом костюме и сверкающих ботинках. Чиновник вежливо изогнулся, пропуская его вперед, и с ласковой улыбкой, не идущей его серому обвисшему лицу, заговорил с женщиной. Одетая во все черное чиновница сквозь зубы улыбалась своему собеседнику, показывая мелкие очаровательные морщинки рано начавшей стареть тридцатилетней женщины, и ее черные крашеные волосы, черные чулки и черные туфли блестели в свете синих ламп вычурным черным стальным блеском, каким блестит, осененный синим спецсигналом, лакированный «Мерседес-Гелендваген». Он засмотрелся на чиновницу.

Он попал в Министерство случайно и не думал, что задержится там надолго – он никогда не думал, что его ожидает судьба клерка, писаря делопроизводства. Но ему постепенно начала нравиться эта скучная работа, потому что она хорошо отвечала потребностям его сухой дисциплинированной души. Нужно было вникнуть, какие бумаги необходимы для дела и какие инстанции должна пройти каждая из этих бумаг, и не спеша сопровождать пакеты в их круговом движении по этажам и инстанциям, заботясь только о том, чтобы не потерять что-то важное, с визами директоров департаментов и подписями далеко живущих людей. В течение первых нескольких недель было трудно, он сильно уставал, не умея и не смея отказаться от поручений, никак не связанных с его обязанностями и выполняя их с присущей ему туповатой добросовестностью. Но вскоре он почувствовал дух Министерства, пригляделся к тонким аппаратным играм и через два месяца уже вполне мог отвечать мрачной юристке, просящей его сбегать на верхний этаж за госконтрактами: «Я не могу вам помочь. Сейчас приехали екатеринбуржцы с «Экскаватором», они говорят, что мы им протокол согласования цены неправильно составили. Так что – горим».