Нефть! - стр. 59

У Эли были светло-каштановые волосы, давно не стриженные и не чесанные с самого землетрясения, бледно-голубые глаза, немного выпуклые, что придавало его взгляду выражение серьезности, и длинная шея с выдающимся кадыком. Изношенные штаны были коротки, они не поспевали за его ростом. Башмаки были надеты на босу ногу. Он стоял и внимательно разглядывал все вещи и одежду городских путешественников и в то же время пытался позондировать их души:

– Как учит ваше Истинное Слово относительно землетрясений?

Отец был занят поджариванием мяса с яйцами и, чтобы отделаться от него, сказал, что они хотели бы получить сегодняшнего утреннего молока.

Но Эли не замедлил явиться снова, стоял и следил за каждым куском, который они отправляли в рот. Он рассказал, что вся семья молилась всемогущему, прося отвратить землетрясение, а землетрясение означает, что Святому Духу надоели прелюбодеяния, пьянство и ложь, царящие в мире. Но разве они-то делали что-либо подобное?!

Банни имел смутное представление о прелюбодеяниях, но он знал, что отец произнес величайшую ложь как раз незадолго перед землетрясением, и улыбнулся про себя при мысли о том, как истолковали бы землетрясение Уоткинсы, если бы всё знали.

Пришел старик осведомиться, все ли у них благополучно. Мистер Уоткинс ясно доказывал своим видом, что сын был его вторым и довольно точным изданием, только старик был крупнее и выше. У него были такие же выпуклые бледно-голубые глаза и большой кадык. Обветренное лицо было изборождено морщинами от забот, но при всем своем слабоумии он казался добрым, честным и хорошим стариком. Он тоже заговорил о землетрясениях и рассказал об одном, которое разрушило кирпичные и бетонные постройки в Роузвилле два года назад. Потом он сообщил, что Мели и Сэди отправляются в школу и, если путешественники хотят, они могут купить им хлеба. Росс дал ему доллар, и у них возникли небольшие пререкания; Уоткинс настаивал на том, что они согласны взять за яйца, молоко и картофель обычную цену, которую им платят в лавке, и вовсе не желают брать денег за стоянку, так как не видели от этого никакого беспокойства и очень рады путешественникам: жизнь здесь, на холмах, очень уединенна, и если бы не Господь и его Евангелие – радостей было бы не много.

Отец и Банни надели через плечо ягдташи, набитые патронами, вскинули ружья и отправились вверх по небольшой долинке и дальше по холмам. Банни не очень заботился о том, чтобы настрелять побольше перепелок. Ему было жаль хорошеньких черных и коричневых птичек с гордыми хохолками, которые быстро бегали, проворно перебирая лапками, и красиво кричали на закате. Но Банни не высказывал этих мыслей. Он знал, что отец любит охотиться и что это единственное средство оторвать его от работы и вытащить на свежий воздух, который, по словам врача, так ему полезен.

Отец вскидывал ружье с быстротой молнии и, казалось, вовсе не целился. Но он, несомненно, целился, так как никогда не делал ошибки сына: не старался подстрелить двух птиц сразу. Он, сверх того, успевал следить за Банни и учил его, как надо идти по одному направлению, никуда не сворачивая, чтобы не очутиться друг у друга под дулом.

Они славно побродили по холмам и долинам. Птицы вспархивали и разлетались в разные стороны. Жужжанье… серая полоска… хлоп! хлоп!.. и птицы или улетали, или падали. Не стоило бегать их поднимать, потому что на их месте появлялись другие. Они прятались, убегали. Нужно было хлопать еще и еще, а под конец оставалось сразу подобрать всех, которых можно было найти, – мягкие комочки теплых перьев, залитых кровью. Иногда комочки были еще живы, и приходилось свертывать им шею. Банни ненавидел это.