Нефертити – красота грядёт - стр. 37
– Горе укрыло своими крылами не только дом фараона, да будет он жив, цел и здоров, но и все необъятные земли… – продолжал стенания чати.
– Говори! Или скормлю тебя крокодилам!
– Дело в том… – начал было Мери-Пта, но осёкся, не зная, с чего начать. Мыслимое ли дело сообщать фараону – Владыке Двух Земель – о готовящемся заговоре. Как сказать? Как он поступит? Как бы головы не лишиться! А ещё Нефертити здесь. Без неё как-то проще… – Э-э… – тянул он. Поглядывая многозначительно на Нефертити, он ждал, когда она уйдёт. Но Нефертити, понимая его молчаливые намёки, даже и не думала уходить, жёстким взглядом показывая глупому чати – она царица в доме фараона.
Нефертити не любила Мери-Пта, чувствуя в нём какое-то скрытое предательство.
В молчаливой войне взглядов чати проиграл – Нефертити их не покинет. И тяжело вздохнув, Мери-Пта решил рискнуть и, брызжа слюной, выпалил:
– Жрецы Амона готовят заговор!
– Как? – в один голос воскликнули Аменхотеп и Нефертити. Фараон даже привстал с золотого трона.
– Скоро солнечное затмение! Подобного затмения не было вот уже триста лет. Последний раз, ещё во времена гиксосов, жрецы использовали затмение для устрашения народа и самого фараона, да так, что он сам отдал им власть. То же они намериваются проделать и с тобой! Они уже делят между собой власть: кому какой ном достанется, какой храм, а кто и твоих жён присматривает, – покосился он на Нефертити. «Лакомый кусочек», – мелькнуло у него в голове. – А нам… нам следует поторопиться… надо подтянуть к городским воротам войска… Времени мало!
– На кол! Всех пересажать на кол, на середину Нила, чтобы тела их разлагались и падали в воду, а там их доедят крокодилы! – в гневе выкрикнул Аменхотеп. – Они узнают, что такое настоящее затмение, глупые детёныши ослиц!
– Но мы не сможем… не сможем никого казнить, – произнёс Мери-Пта, разводя руки. – Храмы закрыты, они заняли оборону после того, как мы схватили их жреца – звездочёта. Поначалу он говорил, что ни о чём не знает, но когда привели его сына, он рассказал, что затевают жрецы. А ещё он насмехался над тобой… – Мери-Пта внезапно прервал свою речь, словно боялся произнести то, что выкрикивал жрец под пытками, и без того он сказал больше, чем полагалось.
Тишина установилась такая, что, казалось, было слышно, как ветерок перекатывает песчинки по длинным анфиладам. Каждый думал о своём, но мысли их перекликались. Мери-Пта опасался: «Как бы его не казнили за такую весть!» От страха у него засосало под ложечкой, и ему ужасно хотелось броситься вон из дворца, не дожидаясь, когда фараон прикажет отправить его к праотцам. «Я глупец, сообщить о заговоре! Да ещё Нефертити здесь! Знаю, она ненавидит меня! Эх, не сносить мне головы! А фараон заключит со жрецами Амона договор, выставив меня виновным в раздоре и в подстрекательстве к войне с ними. Но если окажется так, то кто же истинный фараон в стране?»
Аменхотеп думал о том, как неблагодарны люди: «Дай им хоть немного власти, и они уже мыслят получить больше, а особенно жрецы Амона. Ведь в их руках и так всё – казна принадлежит им, они ссужают золотом меня, самого фараона! Я покорно выслушиваю все их нравоучения только для того, чтобы получить его. Я шесть лет шёл у них на поводу, как овца на заклание, низко склонив голову, выполняя все их требования. Так кто же истинный фараон?»