Недотрога для миллиардера - стр. 13
Трясясь в забитом людьми автобусе по пути домой, я боролась с беспощадными воспоминаниями. Они наползали на меня со всех сторон, и было в их настырности что-то хищное, издевательское. Мол, прекрати кривляться, Стешина. Ты-то знаешь всю правду. Знаешь, что не такая уж и безгрешная. Что сама себя, считай, предала. Что ещё минутка-другая, и ты потом всю оставшуюся жизнь на себя в зеркало без стыда взглянуть не смогла бы.
Я вылетела из автобуса за две остановки до дома и остаток дороги прошла пешком.
Погружённая в свои невесёлые мысли, отомкнула входную дверь, бросила ключи на полку под зеркалом и даже не сразу сообразила, что из кухни льётся свет.
До меня дошло, что в квартире я не одна, только когда на пороге кухни возникла мама, вытиравшая руки о полотенце, свисавшее с её плеча.
Да за что мне всё это сегодня?
— Мам, а ты чего это?..
Мама пожала плечами и посмотрела на меня с удивлением:
— А что, мне уже нельзя к тебе заглянуть?
— Да нет, дело не в этом, — промямлила я, — просто ты же позавчера заглядывала.
— И что? Я тебе вон, котлет принесла и макарон отварила. А то ты с этими своими овсяными отрубями и авокадами совсем желудок посадишь.
— Это сбалансированное питание, называется, мам. Мы это уже сто раз проходили.
Но она лишь махнула рукой и вернулась на кухню.
— Руки мой и иди ужинать. Я с тобой поговорить хотела.
Вот этого я и боялась.
Её визиты ко мне на другой конец города и наши с ней разговоры сводились к одному — её отчаянным попыткам устроить мою личную жизнь, будто я давным-давно перекочевала в разряд безнадёжных старых дев без шанса обрести личное счастье самостоятельно.
— Как дела на работе? — она терпеливо дождалась, пока я усядусь за стол и придвину к себе тарелку.
— Спасибо за ужин, ма. Правда. На работе всё хорошо.
О московском госте рассказывать я не собиралась. Да это и смысла не имело — моя мать оставалась в полнейшем неведении относительно моих подростковых трагедий.
Все одиннадцать лет моей школьной жизни она была занята тем, что уходила и возвращалась к моему отцу — то «негодяю, скотине и кобелю», то человеку, без которого она «жить не может». А вот такой гиперопекой заболела относительно недавно, когда я устроилась на работу в мэрию и съехала от неё на другой конец города, чтобы подарить себе хоть какое-то ощущение собственного угла.
Но и тут это получалось у меня лишь частично.
Все прошлые годы мама была погружена в свою личную жизнь так, будто я в эту личную жизнь и не входила. Сейчас она пыталась принимать активное участие в моей. Едва ли не более активное, чем я сама.
— Ну и прекрасно. Хорошо. Я сегодня Татьяну видела. Смирнову. Помнишь?
Я опустила вилку на край тарелки и покачала головой:
— Мам, нет, нет. Давай не начинать.
— Да что я сказала-то?
— Пока ничего. Но если ты мне опять про её Костика затянешь, я тебе прямо сейчас такси вызову.
Мама поджала губы, нервно заправила за ухо русую чуть завитую прядь.
— Разве с матерью так разговаривают?
— Разговаривают, если она записывается в неутомимые свахи безо всякого на то моего согласия.
— Чаю налью, — мама встала из-за стола, схватилась за электрический чайник, повертела его в руках. — Ты помнишь, что его время от времени кипятить, вообще-то, надо бы?
— А ты видишь внутри него накипь? — парировала я, сунув в рот кусок котлеты.