Небесные всадники - стр. 33
Лейла заплакала ещё горше, потом пробормотала что-то бессвязное…
Глава IV
Солнечный свет струился сквозь витражи, раскрашивая царскую молельню в яркие цвета, преломляясь в драгоценностях царя, играя в его тёмно-рыжих волосах.
– Будь благословенно, дитя Небес, – произнёс старинную формулу Накри, немолодой уже жрец, которого приставили к маленькому цесаревичу, едва тот научился говорить. Ему Исари доверял и свои нехитрые детские горести, и свои большие беды.
Исари с детства отличался непомерной гордыней, принявшей необычную форму. Он был твёрдо уверен, что обязан изменить мир, отметая любые преграды, не обращая внимания ни на кого, в том числе – и на самого себя. Молитвы и исповеди его были обычно сухи и больше всего походили на отчёты и планирование. Разве что в детстве он иногда позволял себе жалобы, которых стеснялся, но и они с возрастом ушли в небытие. Жрец не знал, о чем говорить с человеком, за чью душу он отвечал.
Что он мог сказать? Напомнить о смирении? Смиренной гордыни в Исари и так было слишком много уже тогда. Напомнить об испытаниях, которые даются ровно по силам? Исари, кажется, в это не верил. Он согласен был стойко переносить любые невзгоды, но совершенно терялся, когда оказывалось, что ему нечего превозмогать и не от чего страдать. Он не знал, что делать со своей жизнью, если нет нужды бороться.
– Что беспокоит тебя, Небесное дитя? – мягко спросил жрец, и царь встрепенулся, отвлекаясь от своих мыслей.
– Меня беспокоит моя женитьба, – выдохнул он. – Не думаю, что имею право… Я предпочёл бы, чтобы на Лейле женился один из гелиатских принцев, Валериан или Константин.
– Принц Валериан в два раза старше Лейлы. А принц Константин, окончив академию, отречется от престола. Разве Камайн удовлетворят такие кандидаты, дитя?
– Гелиат не устраивает мой брак с камайнской принцессой. И я их понимаю: это набрасывает тень на мою беспристрастность – основу моего права навязывать им мир. Хотя, если учесть, что я сам наполовину гелиатец, им не на что роптать.
– Давайте отвлечёмся от политики, Небесное дитя, ибо не она является предметом моих забот.
– А что же, Небесный отец? – рассеянно спросил Исари, накручивая на палец витой шнур, заменявший ему пояс.
– Разумеется, вы. Ваше душевное здоровье, ваш разум, ваша душа. Ваше личное счастье, наконец.
– При чем тут я? Мы говорим о взаимоотношениях трёх стран, о возможном возобновлении конфликта, жертвами которого могут стать ни в чем не повинные люди. При чём здесь мое личное…
– Как вы собираетесь спасать других, дитя, если не желаете спасти себя?
– Спасать меня? – переспросил Исари, хмурясь. – Вы снова о своём, отец? У меня нет на это времени. Я хочу знать, какое я имею право портить жизнь молодой девушке?
Он сидел нахмуренный, бледный и злой в первую очередь на самого себя.
– Этот брак полезен, – наконец произнес он, убеждая себя. – К тому же у Камайна есть несколько неженатых принцев, а у Максимилиана подрастают дочери…
Накри тяжело вздохнул, вспомнил камайнскую принцессу – хорошенькую, с большими, удивлённо распахнутыми глазами на по-детски круглом лице. Что мешало её браку с багрийским царем? Политические причины? Они решаемы, иначе царь вообще не задавался бы вопросом о возможности женитьбы.
То, что девочка обречена на вдовство? Это гораздо серьёзнее. Царицы не выходят замуж повторно, доживая остаток жизни во Вдовьем замке, недалеко от столицы. Сейчас там жила мачеха Исари, мать Амирана. Обрекать на заведомое одиночество молодую женщину было жаль. Но жизнь человеческая непредсказуема, и даже здоровый, сильный человек может умереть совершенно неожиданно. Как умер и отец Исари, хотя любой лекарь сказал бы, что он с лёгкостью переживёт своего старшего сына.