Небесные всадники - стр. 19
Исари тоже любил конные прогулки. Любил ощущение мощного лошадиного тела под собой, ощущение стремительного движения. Вместе с друзьями он вылетел из ворот замка: лошади истосковались по свежей траве, а в горах ещё лежит снег.
Голосам молодых витязей вторили рожки охотников, ведь сам царь ехал на охоту. Этери красовалась в лихо заломленном мужском берете, мелькала верхом на белой кобылке среди придворных дам, махала Исари рукой. Каждая весна для цесаревича драгоценна. Он не мог позволить себе расточать их, как это делают другие.
Они подъехали к подножью гор уже к вечеру, поставили шатры, приготовили свежую дичь на костре. Лагерь заснул далеко за полночь. С тем, чтобы в панике вырваться из забытья под утро, когда земля начала сотрясаться, а камни падать с гор…
В лагере было чуть больше полутора сотен людей. Залаяли собаки, зарыдали женщины, взбесились испуганные кони. Люди хватали лошадей за гривы, вскакивали в седла. Вырвавшийся из рук воспитателей, испуганно озирался вокруг маленький царевич.
– Спасайте царя! – хрипел отец Этери, князь Гатенский.
Спасать было некого. Камень размозжил царю голову. Оказавшуюся поблизости Этери от этого зрелища вывернуло, но спасительное забытьё не пришло. Исари стоял позади неё, крепко прижав к себе младшего брата и не позволяя ему повернуть голову.
Землетрясение вскоре прекратилось.
Они вернулись в столицу траурным шествием. Исари подвёл маленького Амирана к упавшей на колени мачехе, поднял её и обнял – кажется, впервые. Потом долго говорил с ней наедине. От пасынка вдовствующая ныне царица Тинатин вышла с красными глазами и сжатыми в нитку губами. Были те, кто пришёл к ней с предложением о помощи, о том, что хорошо и полезно было бы добиться отречения Исари от прав на престол. Что они считали: Амирану стоит быть царём…
Царица отмалчивалась. Быть может, она и была согласна с такими речами, но против пасынка не пошла.
На коронации Этери показалось, будто Исари похож на Небесных Всадников, покровителей людского рода, изображённых на витражах в храме царского дворца. И совсем немного – на изображенных рядом царей.
Его отец уже в склепе, под надёжным присмотром своих предков, навеки замерших в молитве. Свет, льющийся сквозь их прозрачные коленопреклонённые фигуры, расцвечивал воздух.
У Этери в руках горела свеча, обжигая воском пальцы, но девушка не чувствовала боли. Рядом плакала навзрыд женщина в тёмном покрывале – вдовствующая царица Тинатин, мачеха Исари. К ней прижимался Амиран, с этого дня – цесаревич багрийский. Он удался в отца: такой же крепыш, длинноносый, с близко посаженными серыми глазами, с непокорными волосами, которые, как ни стриги, всё равно торчат над ушами.
Едва Исари передал испуганного мальчика матери, он не пытался больше сблизиться с младшим братом – не видел в этом нужды. Он не хотел, чтобы мальчишке пришлось оплакивать ещё и любимого брата. Но в глубине души Исари понимал, что выстраивать отношения всё-таки придётся.
Новый царь Багры смотрел на ребёнка, цепляющегося за траурное платье матери, и сердце в его груди билось сильно, резко. «Не он ли? – вопрошало сердце, и каждый новый удар его ощущался все больнее. – Не он ли сможет заменить вас на троне, мой государь, когда наступит срок?»
Он не осознавал, что говорит вслух, пока не увидел расширившиеся глаза Этери, державшей в руках свечу и корзинку с дарами своего княжества: лечебными и пряными травами, шерстью и шерстяными нитками, самоцветами. И связкой перьев: голубиных, соколиных, лебединых, перевязанных алой лентой – символом преданности и верности князей царям и напоминанием о том, как было создано их юное, по меркам человеческой истории, царство.