Размер шрифта
-
+

Небесные верблюжата - стр. 22

Жарь горячей! – Верни им розовый цвет!

Посмотри, как неохотно слабые жилы привязали длинную шею к плечам.

Будь к нему щедрым, – он растерял много, сумасбродный разиня! – И вот кости светлыми узлами просвечивают под его терпеливой кожей – и на высоких висках голубое небо.

Шпарь его хорошенько! – Так ему и надо!

Он смеется? – Что?!.. Возвращается жизнь к тебе, мот, расточитель, смешной верблюжонок?!..

Радуешься небось!..

На дюне лошади пофыркивают тревожно, протянув морду и распустив хвост, – когда духи в светлых одеяниях проходят близко мимо и истаивают. Они проходят, и сейчас же растаивают белым паром.

Жарко!


– Но нет, я все-таки не могу без мечты: я в себе ношу золотистое голубое тело юной вещи, и когда я впиваю жизнь, пьет и она: – таковы поэты. Что делать?

– Быть экономными.

– Я так и делаю.

ИЮНЬ
Глубока, глубока синева.
Лес полон тепла.
И хвоя повисла упоенная
        И чуть звенит
                от сна.
Глубока глубока хвоя.
        Полна тепла,
        И счастья,
        И упоения,
        И восторга.
* * *
        Пески, досочки.
Мостки, – пески, – купальни.
        Июнь, – Июнь,
Пески, птички, – верески.
                И день, и день,
        И июнь, и июнь
                И дни, и дни, денечки звенят
        Пригретые солнцем,
                Стой! – Шалопай летний,
        Стой, Юн Июньский,
                Нет, не встану, – пусть за меня
                        лес золотой стоит, —
        Лес золотой,
                Я июньский поденщик,
        У меня плечи – сила,
                За плечами широкий мир,
        Вкруг день да ветер —
                Впереди уверенность.
        У меня июнь, июнь и день.
СТРЕКОЗА

Но, ведь, ты голубей неба, стрекоза. – Я царевна! – Небо синее. Слышен густой пчелиный звон, он пахнет медом и смолой. Небо синее. Как поет земля и дышит лес! С золотых стволов шелестят чешуйки. Точно от солнца откололись. И от жара все кругом хочет радостно расколоться, как вот эта щепка с танцующим звуком.

Стрекоза на пне, под наплывом солнца, разгибает стеклянные крылья, и по ним, блестя, льется жар.

Растянулся ничком охотник созвучий и мыслей и – жарится. Стрекоза, драгоценность, царевна покачалась над его плечами и грациозно села ему пониже спины, приняв эту часть за холмик. И блестит драгоценным рубином на его панталонах. Он и не подозревает об украшении, – да еще этот хохолок на его лбу, вдобавок. Это вместе придало ему вид одураченный и милый. Стрекоза сверкает рубином на его драных панталонах, а перед его широкими, точно впервые очарованными глазами, другая, синяя, опускается и поднимается, поднимается, качаясь на медовых летних волнах.

* * *

В груди моей сегодня так мило просит.

Душа отвечает смолистому дню.

Душа хочет великого, душа хочет избранного, глубины, безграничной сокровищницы, возможного.

Вот тут под ногами еще сухо и хвойно, внизу зелен бережок таинственной канавки, и священные зеленые урны папоротника свершают обряд… В груди у меня просит душа.

Тогда душа сосен выходит ко мне смолевым плавным волнением и говорит такие таинственные слова:

«Ты знаешь, ты – единственная!

«Узнай, – ты наша, запомни! Тебя прислали сюда Гении Вестники! – Для нас. И это мы наполнили тебя».

«Еще знай, что во имя нас и беззащитной, оскорбленной здесь человеком природы, ты должна»…

Страница 22