Неандертальцы. Иное человечество - стр. 5

Что еще это могла быть, как не «Венера»? По допотопным пещерам раскидано много «Венер палеолита»: статуэток, которые изображают мясистых, дебелых великанш с огромными бедрами. Эта была, правда, совсем не похожа на них. Статуэтка не статуэтка, женская фигурка не женская фигурка, рукотворный объект не рукотворный объект. Никаких признаков, разделяющих мужчину и женщину, здесь не просматривалось, а вместо головы был бесформенный кусок камня. Если эту фигурку высотой всего 6 сантиметров и создал человек, то, в отличие от художников верхнего палеолита, он не заботился о том, чтобы наделить ее чертами женщины. Это – абстрактное тело, одновременно и мужское, и женское.

И все же что-то – наверное, непонятные женские голоса, все время доносившиеся из хижины, – подсказывало мне, что мои невольные спутники принимали эту фигурку за женщину. Они заботились о ней, покрыли ее красной охрой. Сейчас, мелькнув в руке вожака, она напомнила мужчинам, что сегодня путь в хижину почему-то им прегражден.

Тем временем мои «лешаки», заведшие меня в эту несусветную даль и лишенные возможности забраться в домик к женщинам, нашли себе другое занятие. Рядом со мной, всего в двух метрах от пола пещеры, нависал скальный козырек. Возле него лежал крупный камень, судя по еще заметному следу, придвинутый туда недавно. Все тот же беспокойный крепыш подошел к камню, выбрал одно из лежавших поблизости орудий – там в беспорядке были разбросаны кремневые и костяные скребла и наконечники копий – и, поднявшись на валун, как на постамент, принялся что-то вырезать в податливом известняке. Я, не желая спать на каменном, остывшем полу, пусть по нему и расползлись приманчиво звериные шкуры, тихо подошел к непоседе, как вдруг из хижины донесся громкий женский плач. И тут же – другие вопли, стенания.

Я вздрогнул, поднял голову, как просыпаются люди во время кошмарного сна. Происходившее теперь я видел отрывочно. Всюду мелькали понуро двигавшиеся одни фигуры и занятые какими-то хлопотами, энергично сновавшие другие люди.

Бледное, деревенеющее тельце мальчика. Его кладут в плоскую яму, ногами к выходу из пещеры – из этого бренного дома. По определенному плану, в виде круга, расставляют рога горного козла. Все это время рядом с могилой горит костер. Кто-то бросает в погребение кости животных, кто-то подвигает туда какое-то обиходное орудие. Дым, стоны, назойливый запах принесенных сюда цветов.

Я бегу куда подальше, натыкаюсь на известняковые плиты, огораживающие какой-то участок. Я поднимаю плиту, которая служит крышкой. На меня грозно глядит череп. Длинные клыки замерли, ждут. «Владыка Медведь»! Святая святых здешней пещеры.

Стоны у меня за спиной. Страшные кости перед глазами, Все в этом уютном мирке неандертальцев постепенно насыщается смертью. Кажется, все их поселение обречено.

Я пошатываюсь, вываливаюсь из пещеры, перекатываюсь и просыпаюсь окончательно, ударившись и тут же уколовшись о ель, близ которой я и соорудил себе предательскую перинку, на пару часов задержавшую меня здесь.

…По мере того как я все быстрее выбирался из леса, из этой чащи, неандертальцы, завладевшие моим подсознанием на те же два часа, все быстрее терялись в прошлом. Исчезали, повторяя свою судьбу. Весь мой сон они пытались переспорить, перекричать ее, донести до меня, их дальнего, многоюродного потомка, кто же они все-таки были. А ведь они и впрямь разительно изменились на наших глазах – и в наших глазах.