(Не)желанная дочь, или Я иду искать - стр. 24

Совсем не беспочвенные опасения мгновенно оправдываются и вынуждают сжать руки в кулаки. Слова летят в Аристову отравленными дротиками, а мне хочется машинально растереть грудь и передать вздрогнувшей рядом со мной девчонке щит. Потому что я знаю, что она до сих пор корит себя за допущенный просчет.

– Не лезь, Вика. В произошедшем нет ни Лилиной вины, ни вины ее персонала. Это мой косяк!

Не могу толком объяснить почему, но взрываюсь, как сотни подожженных петард. Бахаю кулаком по столешнице, отчего со звоном подпрыгивает посуда и падает обратно. Горю праведным гневом, хоть не так давно сам приписывал Аристовой лишние грехи, и через изломанную призму вижу в собственной невесте врага.

Многое готов на кон положить, чтобы стереть с Лилиного лица едкую досаду, только мое запоздалое заступничество ничего не меняет. Серые омуты подергиваются коркой льда, трепыхается жилка на изящной шее рядом с ключицей.

– Виктория права, Игнат Дмитриевич. Мы должны были досконально все проверить и исключить подобную вероятность.

Мотнув головой, с чувством выпаливает Лиля, сглатывает беззащитно и пытается пододвинуть купюру достоинством в пять тысяч, намекая на то, что для неё обед завершён.

– Не нужно, – всовываю банкноты обратно в ее пальцы. Злюсь. – Тебя отвезти?

– Не стоит.

– Ты без машины.

– Муж заберёт.

Поправив блузу, Аристова снова прочерчивает между нами жирную границу и подбородком указывает на притихшую Левину.

Её отвози.

Разделившие трапезу на «до» и «после» слова до сих пор звенят рефреном в пустой черепушке, слабый аромат корицы и жасмина, витающий в воздухе, щекочет ноздри, а я тупо пялюсь на ровную Лилькину спину. Мысленно обвожу выпирающие острые ключицы, наматываю платиновые волосы на кулак и никак не могу сконцентрироваться на мелодичной Викиной болтовне.

На подлете к ушной раковине слоги рассыпаются на невнятные звуки, оседают бесполезной серой массой на пол и абсолютно не хотят превращаться в стройные предложения, имеющие хоть какую-нибудь ценность.

Никогда Штирлиц еще не был так близок к провалу…

– Что?

– Ты совсем меня не слушаешь, Игнат.

Жалобно всхлипнув, Левина всплескивает ладонями и вцепляется в скатерть, комкая ни в чем неповинную ткань. С усердием кусает тронутые нежно-розовым блеском губы и гулко втягивает кислород, глотая набежавшие слезы так, что я чувствую себя полным уродом.

Все-таки Вика – моя невеста, Лиля – чужая жена, а не наоборот.

– Прости, солнц. Я не нарочно.

Прикрыв веки, я приглушенно выдыхаю и выдавливаю из себя далекие от искренних извинения. Пытаюсь спасти испорченный в хлам обед, только быстро расписываюсь в собственной несостоятельности.

Предметы вокруг тускнеют и будто бы покрываются толстым слоем пыли. Казавшиеся шедевром блюда в одну секунду теряют свой вкус, а сладковатые Викины духи не вызывают ничего, кроме крепнущего желания посоветовать ей сменить парфюм.

– Так что ты там говорила?

– У Инги день рождения, мы приглашены. Не планируй ничего в четверг на следующей неделе, ладно?

– Хорошо.

Согласившись больше для проформы, я ловлю счастливый блеск янтарно-карих глаз и никак не могу пропитаться чужой заразительной радостью. Поэтому отстраненно веду плечами, подзываю официантку и без лишних эмоций расплачиваюсь по счету. После чего выдвигаю стул, помогая Левиной подняться, и по-джентльменски придерживаю дверь, как совсем недавно перед Аристовой.