Размер шрифта
-
+

Не влюбляться... - стр. 17

«А вам важно, чтобы поверила?»

– «Мне кажется… вам важно…», – отправила и замерла. Ответа не было долго. Юзова даже заволновалась, не умер ли её начальник-самодур от инфаркта, но когда приняла решение начать собираться, пришло сообщение:

«Я подумаю… Но для ваших родителей сойдёт и такая версия. Удачи».

– Блин, спасибо, – усмехнулась она и убрала телефон. Удача пригодится. Хотя не поможет.

Каждая встреча с родителями напоминала что-то среднее между собеседованием в секретный исследовательский центр НАСА и допросом в НКВД. Вот честно! Юзова даже подозревала, что в квартире на Новом Арбате уставлено скрытое видеонаблюдение, чтобы потом хозяева могли подробно изучить допрос своих гостей.

«Ага, сглотнул… Врёт! Однозначно врёт».

«Моргнул два раза… Нервничает, так и запишем…»

«А этот почесал левую руку. Точно хочет присвоить себе наше фамильное серебро. Больше на праздники не приглашаем…».

Это только кажется, что смешно. На самом деле всё очень и очень грустно.

Юзова росла в атмосфере тоталитаризма, где любое неповиновение или отклонение от системы, установленного порядка считались чуть ли не государственной изменой. Радовало, что на огнестрельное оружие всегда требовалось разрешение, а на убийство – лицензия, которую могли себе позволить немногие «организации». А не то есть теория, что её давно бы расстреляли…

Нет, не всё так плохо. Это, конечно, преувеличение, но любая эскапада строго возбранялась и наказывалась. Личное мнение – не приветствовалось. О свободе слова и демократии родители никогда не слышали.

Поэтому, «прилично одевшись», что значит, напялив абсолютно безвкусное совдеповское платье и такие же туфли лодочки, приобретённые специально для подобных случаев, Юзова отправилась в ювелирный магазин. Прийти к родителям без помолвочного кольца и заявить, что выходишь замуж, это всё равно, что подписать себе смертный приговор и привести его в исполнение.

«И ты согласилась? – сказала бы Юлия Павловна. – После всего, что мы для тебя сделали? Какое воспитание дали… Ты согласилась выйти за мужчину, который даже не подарил кольца?

– Он бомж? – спросил бы Алексей Георгиевич, глядя строго из-за толстых стёкол очков…»

А потом была бы трёхчасовая лекция на тему: «Какой Слава был замечательный мужчина. А ты свела его с ума своим никчёмным сарказмом, неумением держать язык за зубами. Удивительно, что ушёл, а не сбежал. Куда-нибудь в Мексику…» – и Юзова всегда молчала в такие моменты, сдерживаясь, чтобы не ляпнуть: сарказм – это у них семейное…

Но как бы она ни готовилась, сидя в такси, как бы ни проговаривала вступительную речь, разговор вышел тяжёлым.

Мать приветствовала холодно, отец слегка удивлённо, Юзова ощущала неловкость. Вроде в доме родных и близких, а не знает, куда сумку поставить, куда лучше пойти: на кухню или в гостиную. Сначала вымыть руки, а потом рассказывать, или сразу, чтобы потом не услышать упрёк: «И ты молчала?»

– Привет, – улыбнулась она, делая всё по-своему. Сняла туфли и поставила их рядом с мамиными, а не на гостевую полку. Шарф бросила на комод, а пальто повесила на крючок, а не на вешалку. Это вообще преступление, но Юзова лишь улыбалась. – У меня для вас новость.

– Твоя «новость» сверкает у тебя на пальце, – сухо отозвался Алексей Георгиевич. – Хоть бы постыдилась.

Страница 17