(не)вернуть. Цена искупления - стр. 4

Теперь же я не знаю, о чём он думает. Но я знаю, что он хочет разговора.

А я не хочу. Не могу. Не сейчас, когда внутри меня всё кричит от волнения и неопределенности.

Всё это — ловушка. Пресса, его внезапное появление, теперь это. Он снова тащит меня в прошлое, в тот водоворот, из которого я вырвалась шесть месяцев назад, улетев из Москвы, чтобы спасти себя.

Я отворачиваюсь к окну, прижимаю ладонь к стеклу, холод пробирается в пальцы, но мысли продолжают крутиться, лихорадочно сталкиваясь друг с другом.

Почему он появился сегодня? Как узнал, что я вернулась?

Он всегда умел добывать информацию, но… зачем?

Что с ним было после нашего развода?

Где эта змея? Она исчезла из моей жизни, словно страшный сон, но… куда? Исчезла ли полностью? Максим не говорит о ней.

Как он вообще жил все эти месяцы?

И, наконец… Зачем, чёрт возьми, он полез в политику?

Максим Волков — человек, который всегда держался в тени, которому нужна власть, но не публичность. Теперь он — под прицелом камер, под чужими взглядами, под пристальным вниманием журналистов.

Почему?

Я чувствую, как от всех этих вопросов начинает болеть голова, как боль стучит в висках, отдаётся в затылке, и ребёнок внутри снова толкается, будто чувствует моё смятение.

Успокойся, зайка. Все будет хорошо

Но я не спрашиваю Макса ни о чем. Не хочу слышать его голос. Я его из своей головы гнала всеми способами!

Машина замедляется, плавно останавливается.

Я не двигаюсь.

Максим выходит первым, обходит машину, открывает мне дверь.

Молчит. Ждет.

Я не смотрю на него.

Не могу.

Я делаю вдох, но… когда ноги касаются земли…Каблук подворачивается. Ту же ногу, что я подвернула в Китае.

Глупо. Абсурдно. Будто кто-то сверху решил издеваться.

Я теряю равновесие, корпус резко подаётся вперёд, и в голове вспыхивает единственная мысль — чёрт, только не это!

Я беременна, мне нельзя падать, нельзя, нельзя!

Рефлекторно тянусь за дверцу, но не успеваю ухватиться, пальцы скользят по металлу.

Его руки ловят меня. Крепко. Уверенно.

Грудь прижимается к его груди, дыхание замирает, и на несколько секунд время останавливается.

Тепло его тела пробирается сквозь распахнутые полы пальто, его сильные руки держат меня так, будто я всё ещё принадлежу ему.

Я чувствую его запах — знакомый, родной, с лёгким оттенком свежести и терпкости, запах, который я знала двадцать лет, который остался в моих снах, даже когда я бежала от него.

Слишком близко.

Слишком… по-настоящему.

Он не спешит отпускать, и я чувствую, как бешено колотится моё сердце, как ребёнок внутри замирает, будто тоже ощущает эту близость.

— Осторожнее, — его голос низкий, чуть охрипший, и в нём звучит что-то, чего я не хочу слышать.

Он говорит это так, будто ему не всё равно.

Я быстро моргаю, приходя в себя, пытаюсь вырваться из этого тепла, из этой ловушки его рук.

— Отпусти, — мой голос звучит не так твёрдо, как хотелось бы, дрожит, выдаёт меня.

На секунду он замирает, и я чувствую, как его пальцы чуть сжимают мои плечи, будто он не хочет отпускать.

Но затем он отпускает.

Я резко выпрямляюсь, отстраняюсь, делаю шажок в сторону …

И тут же резкая боль вспыхивает в подвернутой ноге — пронзает от лодыжки до колена, острая, горячая, как будто кость трещит под кожей.

Я сжимаю губы, чтобы не вскрикнуть, но невольно хватаюсь за дверцу машины, дыхание сбивается, лицо искажается.