Не. Верность между нами - стр. 26
Обхватываю себя руками. Рассказ Арсения ужасает. В его голосе со сих пор звенит нескончаемая боль за маму, которую он не смог защитить. А во вздымающейся груди, несомненно, засела злость на отца, которого не получилось остановить.
Никогда бы не подумала, что тот улыбчивый парень, который вместе с моим братом весело играл в приставку, на самом деле проживал такую внутреннюю агонию. Даже злиться больше не могу за те прозвища, которые они с Севой мне выдумывали. Они ведь были детьми, хотя и казались взрослыми.
Слезы блестят в моих глазах. Хочется обнять того подростка Арсения, который варился во всей этой мясорубке. Хочется сказать ему, что все позади и он ни в чем не виноват. Виноват отец, который поднял руку. И только он.
Опускаю руки, но Арсений внезапно переводит тему обратно к моему мужу:
— Боюсь, твой Валентин может поступить так же. Сначала угрозы, а потом перейдет к действиям.
— У меня в голове всё это не укладывается. Похоже на какой-то фарс, — хриплым голосом, через ком в горле, признаюсь я. — Валик всегда был таким добрым и ласковым. Максимум из-за чего мы могли поругаться — это разбросанные носки, пустой холодильник и обои, которые хотим видеть на стенах. Мирились тем же вечером, никогда не дуясь подолгу. А теперь в нем столько агрессии, словно его подменили на полную противоположность. Я совсем не узнаю своего Валика.
— Уля, я слышал твой крик по телефону. Это не фарс.
— Я не могу прятаться здесь постоянно, Арсений. А вдруг Валик не успокоится и после развода? Что тогда делать? Бояться собственной тени и любого шороха? Это будет не жизнь, одно существование. Я должна дать ему отпор.
Желваки на щеках Арсения начинают нервно подрагивать.
— Я не твоя мама. У меня получится за себя постоять, даже если ты уедешь.
— Но как? Ценой собственного здоровья?
— Я пойду на уроки самообороны и куплю карманный перцовый баллончик. Но не буду сидеть сложа руки. Не буду.
***
Яркие лучи восходящего солнца слепят меня даже через закрытые веки. Пытаюсь перевернуться на другой бок, чтобы и дальше нежиться в царстве Морфея, но шею простреливает адская боль.
— А-а-а, — измученный стон заставляет меня открыть наконец глаза.
Большой мягкий диван с покатой спинкой, занимающий половину гостиной, оказывается, не зря стоит именно здесь перед телевизором. Он годен только для сидения, потому что ночной сон на нем – это сущие муки для человека.
Отбрасываю тонкий плед в сторону, выпрямляю окаменевшие ноги. Превозмогая ломоту и боль в мышцах, без резких движений встаю с дивана. Неспешно бреду к панорамному окну, чтобы полюбоваться на недавно проснувшийся город, и сделать зарядку для лучшего пробуждения.
Встаю на носочки и тяну руки к потолку, делаю наклоны, верчу шеей.
Запускаю пальцы в спутанные волосы, делаю легкий массаж кожи головы.
— Ммм, — довольный расслабленный стон срывается с моих губ.
Хриплый кашель за моей спиной заставляет меня встрепенуться. Оборачиваюсь и врезаюсь взглядом в гладильную доску Арсения. Да-да, это чертова гладильная доска, а не просто пресс на животе.
Интуитивно тянусь к задравшейся майке, которая оголила мой нетренированный живот. Одергиваю ткань как можно ниже, стесняясь собственного несовершенного тела. Пытаюсь пригладить нечесаные волосы пальцами.
Глаза неохотно переползают с идеально очерченных кубиков на косые мышцы Бущановского живота, которые соблазнительно исчезают под широкую резинку белых боксеров и серых спортивных штанов. Пересохшее горло мгновенно наполняется вязкой слюной.