Не верь, не бойся, не проси. Книга четвёртая - стр. 2
Я удачно отработала сезон. Денис в октябре пошёл в отказ и решил признать, что дела с клубом у него идут не совсем хорошо. Для меня это означало, что иссяк поток денег, идущий ко мне в руки узеньким, тонким, но довольно уверенным ручейком. Всё равно. Я давно уже не нуждалась в этих деньгах.
Но возвращаться в клуб… Всё-таки не хотела. Я сомневалась какое-то время, потому что клуб – это тоже Яр. Я легко вышвыриваю из жизни всё, что не касается его – а вот с ним дело всегда идёт тяжело. И всё же подвал я решила продать, а на высвободившиеся деньги расширила немного жильё и приобрела две квартирки друг над другом на ВДНХ – одну для себя, а другую под студию. Получилось довольно удобно, хоть и не очень дёшево, но заказы тогда текли рекой, так что я уложилась вровень.
И всю осень, фотографируя гламурных мальчиков и девочек – мальчики, правда, получались гораздо лучше, и вскоре мне стали давать в основном их – я думала о мужике, который за тринадцать лет знакомства измочалил меня в дым, и которого я по-прежнему не могла выкинуть из головы. Я думала про то, правда ли всё то, что рассказывают про зону у нас здесь и показывают в кино? Думала про то, что станет с Яром после того, как его посадили по этой уродской статье – к которой, думаю, он всё-таки не имел никакого отношения, потому что нафига ему насиловать и убивать эту девчонку, когда он может купить себе любую? Если только… В этом месте меня всегда клинит. Потому что я, как и менты, вижу мотив. Я думаю, что он, возможно, хотел изнасиловать и убить меня. Но если мне кто-нибудь придёт и объяснит, почему тогда он не пришёл напрямую ко мне, я… Не знаю. Подарю ему всё, что у меня есть.
Яр – это в самом деле какой-то спрут. Спрут тёмных мыслей, которые мне не дано распутать или понять. Но я понимаю одно – я не хочу, чтобы на Зоне с ним случилось что-нибудь плохое.
Тут, в Москве, у меня не так уж много денег или друзей – но всё-таки есть кое-кто. И если Яру там что-нибудь нужно – я хочу об этом знать.
Меня кидало из крайности в крайность все два месяца. Я хотела увидеть его – и хотела навсегда о нём забыть. Я узнала в сентябре, как послать ему что-нибудь. Мне казалось почему-то, что уж это я точно должна сделать для него – и я послала то, что пришло в голову, синий пуховик, почти такой же, как тот, в котором он был со мной в Швейцарии, два свитера, в которых мне особенно хотелось бы увидеть его и, уже отправив, подумала о том, что не догадалась послать никакой еды. А деньги?.. Интересно, они там в ходу? Я стала читать, но не вычитала ничего. Нужно было увидеться с ним лично, чтобы спросить – но на это я не могла решиться никак.
В общем, в ноябре, уже зная дату дня посещений, я твёрдо решила, что именно на этот день назначу сессию и не поеду никуда.
Фотки вышли отвратные. Сосредоточиться не удавалось никак – и всё равно пришлось всё переснимать. Но хуже было то, что весь декабрь меня мучила совесть, как будто я предала его. Перед новым годом я снова собрала посылку – теперь уже положила побольше всего. Колебалась между водкой и шампанским – и выбрала дорогой коньяк, который Яр в последние годы любил пить у камина. Представила, как он будет хлебать его из горла на нарах. Вытащила и снова положила.
Коробка получилась большой, потому что я набила туда ещё и шарфы – из тех, что носил мне Дима. А обратный адрес, как и в первый раз, подписывать не стала. Я всё ещё не была уверена, что хочу, чтобы он знал, кто всё это шлёт.