(не)ваша девочка - стр. 24
— А разве не вашего сына? — Тимур вопросительно изгибает бровь.
— Но машину купил я, — рычит Петр Романович.
Могу ли я отправить младшего брата на операцию, чтобы его почка досталась старику? Я согласна, что надо учить капризных детей ответственности, но не через то, чтобы лишать их органов.
— Ты записала Андрея к психологу? — я складываю ладони в лодочку на столе и смотрю исподлобья на мать.
Кивает и громко всхлипывает. Шарится в сумочке, достает телефон и дрожащими пальцами касается экрана.
— Договорилась с нашим школьным психологом, — мама показывает мне переписку в мессенджере, — ее муж работает в реабилитационном центре для трудных подростков. Он его возьмет. Аня… Я его ремнем загоню туда…
— Деньги или почка? — Петр Романович стучит пальцами по столешнице.
Его забавляет вся эта ситуация. Он ею наслаждается и смакует каждую слезинку моей мамы.
— Деньги или почка?
20. Глава 20. Рыночные цены
— Почему тут нет Андрея? — тихо спрашиваю я маму. — Ему бы было полезно посидеть тут с нами на таких важных переговорах.
— Аня, он напуган. Он же…
— Ребенок? — вопросительно заканчивает фразу Рома
Петр Романович хмыкает, и невесело отзываюсь:
— Но и вашего сына тут тоже нет.
Он в возмущенном недоумении смотрит на меня, и Тимур говорит:
— Он тоже, видать, еще ребенок, если за него папка впрягается.
— Почка или деньги? — шипит на меня Петр Романович. — Я человек занятой, Анна, а ты тянешь время.
Смотрю на маму, а у нее давно готов ответ. Как хочется встать и послать ее далеко и надолго. Пусть что будет, но тогда это была бы не я. Одинцова Анна так не поступит, потому что она любит брата-идиота, хоть и готова сама задушить его голыми руками.
— Ты ведь подозреваешь, как именно они будут требовать с меня долг?
— Да тут и ежу понятно, — Петр Романович ухмыляется.
— Я хочу услышать это от мамы, — я щурюсь. — Ма…
Мама отводит взгляд. Все она понимает.
— Сумма долга? — перевожу взор на Петра Романовича. — А то я не в курсе.
— Сто тысяч, — он цыкает, — зеленых.
— Простите? — у меня глаза так широко никогда не распахивались. — Это можно новую машину купить.
— Милая, — Петр Романович ласково улыбается, — во-первых, такую не купить. Во-вторых, ремонт элитного авто, у которого обмочили весь салон, дело дорогое. А, в третьих, накинул сверху за моральный ущерб. Будешь ерепениться, подниму до двухсот.
— Хорошо, остановимся на двухстах тысячах, — Тимур скрещивает руки на груди.
Петр Романович удивленно вскидывает бровь. Мама всхлипывает.
— Пусть ерепенится, — Роман пожимает плечами. — Мне любопытно, к чему она ведет.
— Раз я товар, — я поглаживаю ладони, — то я должна оценить себя. Сколько стоит девственность?
Мама краснеет и в осуждении смотрит на меня. Ой, ну надо же. Я себя веду неприлично и должна молчать тупой овцой. Лицо Петра Романовича растягивается в улыбке:
— А девочка-то… не промах.
— Сколько? — обращаюсь я к Роме. — Вы же у нас по эскортницам бегаете и в курсе всего этого.
— Тебе рыночные цены или фантазии девочек? — спокойно отзывается Тимур.
— Рыночные, — я перевожу взгляд на маму, у которой высохли слезы на красных слезах.
— Девственность от двадцати до пятидесяти, — Тимур тоже взирает на нее. — Ночь с эскортницей от пяти до десяти.
— Что же, — стучу пальцами по столешнице. — Смысла нет скромничать. Буду брать по верхней планке. Пятьдесят за девственность, еще пятьдесят за мою попу, на которую Уваров облизывается, и сто за пять ночей по двойному тарифу.