Размер шрифта
-
+

Не в ту сторону - стр. 9

В большой квартире царят тишина, порядок и стабильность. В маленькой – полный хаос. Там бьется посуда, пропадают Леночкины золотые украшения и даже ее красивое нижнее белье, привезенное Майером из тех же дальних стран. Но Леночка не придает этому особого значения. Или помнит, что лучшее украшение девушки – скромность. Или просто золотых украшений и белья еще много.

Когда беспорядок достигает критической точки, в маленькой квартире появляется Киса для оказания срочной кратковременной воспитательной помощи.

– Лена, почему Слава застегивает тебе пальто и сапоги? Ты что, сама не одеваешься?

– И не раздеваюсь.

– Лена, как не стыдно!

– Киса, ничего стыдного – это просто благородство манер.

– Ты скоро Славе на шею сядешь!

– Я выдержу, Юлиана Севериновна!

– На шею? А это неплохая идея…

– Лена!!!


В маленькой комнате – шкафы, письменный стол и кровать. Вещи строго функциональные, ничем не примечательные и малоинтересные. Зато в большой комнате есть пианино, в нижнюю часть которого складывают бутылки от вина и шампанского. По мере наполнения пианино приобретает неповторимый звуковой тембр, а со свернутой газетой внутри и вовсе становится клавесином. Тогда Леночка читает свои стихи, поет свои песни (очень веселые или очень грустные – третьего не дано) и зажигает свечи.

Самое главное – это диван. Он постоянно пребывает в разложенном состоянии и занимает немалую часть комнаты. На диване можно сидеть, лежать, читать, есть, пить, готовиться к экзаменам вчетвером, и еще много чего можно…

Но самое прекрасное – это утро. Когда в квартире нет ни воспитательницы Кисы, ни похмельного Коли, ни курящей Иры. Никого. Только я и Леночка, которая спросонья забывает, какая она дерзкая и циничная Майер.

И становится Ольховской. Или просто самой собой – маленькой девочкой, которая играет: на пианино, на нервах, в учебу, во взрослую жизнь…

Но и днем тоже неплохо:

– Привет, дорогая!

– Привет, дорогой!

– Я рад тебя видеть.

– И я рада.

– Я тебя люблю.

– А я тебя – нет.

– Я тебя целую.

– И я тебя целую.

Какое это было замечательное время – Славный период!

А потом мы поехали на море: Леночка, Ира и я. Но вернулся через три дня я один. Потому что Леночка Майер в длинной ситцевой юбке так танцевала, что все на нее смотрели. И он смотрел. Белобрысый плотный журналист. Москвич. Потом подошел, пригласил ее танцевать.

Я взял ее за плечо. Она улыбнулась, сбросила мою руку, мой взгляд, мою обиду и все, что у нас было или не было раньше. Она прошла с ним сквозь меня, сквозь толпу, сквозь всех подряд: «Пока, Слава! Привет, Саша!» Король умер, да здравствует король!


Славный период закончился!

Навсегда?

Ты увез мое сердце…

(Лена Майер)

Это я, конечно, погорячилась насчет сердца. Никто ничего в Москву не увозил. Да если бы и увез – невелика утрата. «Отряд не заметил потери бойца…»

У маленьких девочек и сердца – крохотные.

Веселый Сашка встретил меня на московском вокзале. Привез домой. А дома у него – мои морские фотографии на стене, мама Ленусик и собака Маркиз в состоянии большой ссоры. Маркиз изгрыз каблук у новой туфли Ленусика, а она собиралась в бассейн.

– Это Лена.

– Ой, Леночка, ты совсем на фотографии не похожа.

Интересно, это комплимент?

– В жизни ты такая маленькая девочка! Сашка фотографировать не умеет!

Ясное дело, где уж ему научиться, спортивному журналисту?

Страница 9