Не убивай меня больше - стр. 7
– Как-то ты уж очень издалека начала.
– Это очень важно, потому что, когда Лешу Снегирева стали подозревать в серийных убийствах, делом начал заниматься его друг Ваня Колобов, который к тому времени уже был в нашем РУВД старшим следователем, а его папа перебрался в областное управление на генеральскую должность. Но Ваню Колобка тут же отстранили от следствия: из Москвы примчалась бригада, потому что подобных случаев по стране оказалось достаточно много. Тогда тоже, как и сейчас, было лето, и вот на берегу лесного озера нашли труп истерзанной девушки. Хотя нет, тогда была весна, потому что возле озера находился летний лагерь, в который дети еще не въехали, а в корпусах шел ремонт. И вот один из рабочих обнаружил тело. А поскольку рабочие были мигрантами, то взяли их всех и на цугундер, как говорил наш дедушка, которого ты не помнишь. Начали узбеков трясти, но те ни в какую. А случай оказался уж очень похож на тот, что был за несколько лет перед тем в том самом овраге… Убитая девушка наша местная, из мастерской росписи изразцов после обжига, и кто-то видел, как она садилась на мотоцикл к парню в кожаной куртке и в мотоциклетном шлеме. А у нас половина мужиков – байкеры. Не у всех, конечно, «кавасаки» имеется, но «иж-планета» или «ява» почти у каждого. Хотя свидетель показал, что байк был, скорее всего, импортный. После убийства девушки из мастерской росписи весь город стоял на ушах, и тут вдруг еще новый случай. – Светлана вздохнула и продолжила: – И ведь напали не просто на какую-то там поскакушку с кирпичного завода, а на хорошую девочку. Ей было тогда пятнадцать, но выглядела лет на тринадцать – ножки тоненькие, как прутики, и голосок совсем уж детский. Нашли ее на карьере. У нас тут помимо упомянутого лесного озера старый карьер имеется, из которого с древних времен глину добывали. Кирпичи из нее делали. У нас тут хорошая кембрийская глина – совсем не жирная, без примесей, без включения известняков, из нее самые лучшие кирпичи получаются. Изразцы у нас всегда делали – едва ли не лучшие в России. За долгие годы выкопали такую яму, что получилось огромное озеро, очень глубокое… А вокруг теперь сосновый лес. И рыбы там много…
– Ты себя слышишь? – перебила ее сестра. – Я с тобой про кошмарные убийства, а ты про кирпичи и про какую-то рыбу.
– Так это я к тому, чтобы ты поняла, как тут все взаимосвязано.
– Да я давно уже поняла, что попала в фильм ужасов. Ты рассказывай давай.
– Так вот: девочку обнаружил рыболов. Уже стемнело, вечерняя зорька ушла, а вместе с ней и клев. Рыболов возвращался на своей «ниве» и увидел ее, то есть не увидел даже, а услышал, как она хрипит. Испугался сначала, хотел убежать, но все же пошел посмотреть и обнаружил девочку с перерезанным горлом. Схватил на руки, отнес в машину и в «скорую» позвонил.
– Так она жива осталась?
– Выжила, но у нее тоже повреждена трахея. Ее пытались опросить, но она молчит. То есть не молчит, а хрипит и в истерику впадает. Врачи определили, что она немного тронулась умом. Так что нельзя следователям с ней говорить на темы, которые вызывают у нее страшные воспоминания. Да и родители потом запретили ее допрашивать, потому что она начинала биться в истерике от воспоминания о пережитом ужасе. А семья у нее уважаемая: мама – начальник планового отдела на кирпичном заводе, отец в городской администрации – заместитель главы. Занимается земельными вопросами. То есть он не отец, а отчим, но такой заботливый – родных таких поискать надо. Когда отчим узнал, что с Настенькой случилось, чуть с ума не сошел: метался от ее постели в больнице до ГУВД, ко мне прибегал в редакцию: требовал поднять общественность. А потом еще и сюжет появился на центральном канале про глинского маньяка, на счету которого предположительно два десятка убитых девушек. А это неправда. Но все равно – такое тут началось! Тут же нашлись люди, которые утверждали, что лично видели, как девушек, на которых были совершены нападения, увозили на японском мотоцикле «кавасаки». Хотя во время допросов они не могли на картинках отличить «кавасаки» от «хонды» или «харлея». Но все равно менты посчитали, что это был «кавасаки». А таких в городе всего два: один у Кости Локтева, а второй у Леши Снегирева. Снегиреву вертолетчики подарили: он в Сирии отличился, прорвался со своей группой к сбитому летчику и спас его, когда уже тот решил себя подорвать гранатой, чтобы в плен не попасть. Вот за это все летчики эскадрильи скинулись и подогнали ему японский байк. А Локтеву папа подарил: я ведь говорила, что его отец – олигарх местный.