Размер шрифта
-
+

Не убивай меня больше - стр. 21

– Не надо, – начал отказываться Снегирев, – у меня есть вроде.

– Вот именно – вроде! – возмутилась бывшая одноклассница. – Надо ведь по-человечески отметить твое возвращение. Жалко, Екатерина Степановна не дожила. Как ее любили все… А ведь я одна ее пришла хоронить.

– Что, вообще никого не было? – прошептал Алексей. – Ваня мне сказал, что было много народа.

– На самих похоронах из нашего класса только я. А из учителей никого. Соседи ваши еще пришли: мама Насти и ее отец, то есть отчим, что странно, потому что он на тебя так наезжал тогда: больше всех бочку катил. Потом была Чернова, у которой я теперь работаю… Но она тогда еще редакторшей была. Еще несколько женщин, которых я не знаю… Я потом, через день, снова пришла и увидела возле могилы Васю Колобка, но не в ментовской форме, а по гражданке, и Ванечку Жукова. Ваня так рыдал, что невозможно было смотреть… Я со стороны за ним наблюдала и тоже начала реветь. Даже не ожидала от себя. В голос ревела, стонала даже. Колобок подошел и утешать начал… Потом мы бутылку взяли… То есть Колобок с собой принес: там же, на кладбище, мы нашу любимую учительницу и твою маму помянули. Потом Колобов мне адрес твоей колонии дал, я стала тебе писать, но ты не отвечал. Не доходили мои письма?

– Все дошли, – признался Алексей, – все два. Я хотел ответить и попросить мне не писать больше, но потом решил, что тебя это не остановит. А потому решил просто не отвечать.

– Не остановило бы. Я хотела к тебе на свиданки приезжать…

Валентина достала из своего пакета бутылку водки.

– Давай за твое освобождение, а потом Екатерину Степановну помянем.

– За меня не надо: что было, то было. А то, что меня освободили подчистую, то за это надо Васю Колобова благодарить и Ванечку Жукова. Ваню особенно – это он по большим московским кабинетам со своими юристами ходил, добивался правды…

Валя наполнила водкой стакан, стоящий перед Алексеем. Потом достала начатую бутылку ликера «Бейлис» и наполнила свой стакан на треть.

– Правда, может, и есть на свете, – вздохнула она, – но для нас с тобой справедливость наступит, когда этого гада найдут и раздавят.

– За маму, – негромко произнес Алексей и осушил свой стакан полностью.

Валентина подала ему бутерброд с колбасой, а потом на вилке маринованный огурчик. Только после этого она сделала маленький глоток ликера. Поставила стакан, облизнула губы и вспомнила:

– Еще за тебя просил сам Локтев.

– Николай Захарович? Ему-то это зачем? – не поверил Снегирев.

– Так его Чернова, на которую я теперь работаю, умоляла. Светлана Петровна его любовницей была. Ты разве не знал? Может, и сейчас они… Хотя Николай Захарович уже старый, ему за шестьдесят давно, и он больной. Но все шептались про их связь. И муж ее знал, потому и сбежал от нее. И алименты ей не платил, потому что считал, что это не его дочка, а Николая Захаровича. И не он один так думал… У меня мать тоже на кирпичном вкалывала – в заводской столовой. Так она рассказывала, что Светлана Петровна очень симпатичной когда-то была. Высокая, худенькая… Вот Николай Захарович и увлекся…

– Не знаю, – покачал головой Снегирев, – мне Ваня с самого начала письма слал: мол, так не оставим, будем за тебя биться.

– Да кто такой Ванька – и кто такой Николай Захарович Локтев? Ты сам подумай: у кого возможностей больше!

Страница 21