Не тайная связь - стр. 35
Джулия, несмотря на юный возраст, держится стойко. Ее глаза наполняются слезами, но она упорно не позволяет им пролиться. Я вижу, как ее пальцы сжимаются в кулаки, как она пытается скрыть боль. Ведь она так долго готовилась, так верила в этот вечер.
Открыв интернет, я решаю прочитать новости.
«Концерт итальянской пианистки Джулии Гведиче был запрещен по распоряжению главного прокурора города Мурада Шаха. В официальном заявлении указано, что ее музыкальная программа содержит композиции, направленные на разжигание национальной розни. Более того, по утверждению прокуратуры, в этих мелодиях прослеживается идеология итальянского фашизма, что противоречит законодательству и ценностям страны. Решение вызвало широкий резонанс среди общественности, и многие задаются вопросом, на чем основаны столь серьезные обвинения в адрес молодой исполнительницы».
– Что за абсурд?!
– Что случилось? – спрашивает Джулия дрожащим голосом.
– Прости меня, маленькая синьорина, – шепчу я, срывающимся голосом. – Это не должно было случиться.
Я перевожу новости на итальянский язык и даю их ей прочесть. Джулия хмурит брови, а затем смотрит на меня с изумлением.
– Это не ваша вина, синьора, – отвечает она, хоть в ее голосе и звучит едва заметное разочарование и страх.
Слова пылают на экране, словно напоминание о том, что мстительная рука Мурада может дотянуться куда угодно. Я ощущаю, как во мне закипает гнев, ведь только удар пришелся по невиновной.
– Я знаю человека, который сделал это, – выдыхаю, чувствуя, как голос срывается от бессильного гнева.
Джулия моргает, пытаясь осознать услышанное.
– Почему он это сделал? – спрашивает она, но я не могу найти правильных слов, чтобы объяснить все, что разрывает меня изнутри. Ярость закипает внутри с немыслимой силой.
– Потому что иногда взрослые люди поступают жестоко.
Схватив телефон со сцены, я оставляю Джулию вытирать слезы и набираю Мурада. Он отвечает почти сразу, словно ждал моего звонка:
– Почему итальянки думают, что могут звонить мне в любое время дня и ночи? – спрашивает издевательски, прекрасно зная причину звонка.
– Потому что ты мудак и моральный урод!
– Ничего себе заявка на условное, – произносит спустя время. – Или даже на лишение свободы до двух лет. Что выбираешь, Ясмин?
Я провожу ладонью по лицу, с трудом сдерживая себя.
– За что ты так с ней?!
– Я изучил программу ее выступления. Одна из композиций действительно может быть интерпретирована как пропаганда фашистских идей, и исполнение подобных произведений влечет за собой уголовную ответственность.
– Ты что, хочешь выдвинуть ей обвинения?
– Если это сделает тебя сговорчивее.
– Сговорчивее?
Я опираюсь бедром о сцену и замедляю дыхание.
– Я вышлю тебе адрес и время, подъедешь и дашь показания. Возможно, я пересмотрю свое решение, и твою итальянку и пальцем не тронут.
– Ты творишь беспредел… – выдыхаю тихо. – И когда?
– Я сейчас в командировке. Прилетаю завтра.
– Я улетаю. Тоже завтра.
В трубке слышу усмешку – Мурада что-то очень сильно рассмешило.
– Тогда встретимся завтра, – развязно отвечает Мурад и кладет трубку первым, давая понять, что разговор завершен.
Джулии я ничего не говорю. Ни к чему пугать ее лишний раз – я так решаю. Вручив ей шикарный букет цветов, отстраненно спрашиваю:
– Ты много работаешь над исполнением, Джули?