Не такая, как все - стр. 7
– И кто же из вас отменил свидание – ты или он? – спросил Бронштейн.
– Ты это о чем?
– Сегодня утром ты меня предупредила, что вернешься поздно. Я слышал, как ты долго рылась в своем платяном шкафу.
– Намечался девичник, но прослушивание так меня утомило, что…
– Хлоя, я тебя умоляю!
– У Джулиуса работы выше крыши, я попросту опередила события.
– Когда преподаватель философии носит фамилию Шопенгауэр, он обязан быть особенно суровым, – съязвил отец.
– Давай сменим тему, папа.
– Что с той женщиной, которой ты занималась? Если я не ошибаюсь, сожитель относился к ней как неодушевленному предмету? Ты мне недавно объясняла, что поведение этого субъекта причиняет ей боль, но, как ни парадоксально, оно делает ее счастливой.
– Я объясняла не так, во всяком случае не совсем так. У нее что-то вроде стокгольмского синдрома: так мало самоуважения, что она чувствует себя обязанной ему даже за ту кроху любви, которую от него получает.
– Ты посоветовала ей уйти от него к другому, более достойному ее человеку?
– Моя роль сводится к тому, чтобы выслушать пациента и помочь ему осознать его собственные переживания.
– Но ты нашла выход из ее проблемы?
– Я над этим работаю. Я учу ее требовательности, и она делает немалые успехи. Если ты на что-то намекаешь, то лучше не виляй, говори прямо.
– Просто ты не должна быть менее требовательной, чем другие.
– Так ты меняешь тему? Ставлю тебе диагноз: синдром ревнивого папаши.
– Возможно, ты права. Если бы я мог посоветоваться с тобой до того, как от нас ушла твоя мать… Но тебе тогда было всего тринадцать лет! – Профессор вздохнул. – Не пойму, зачем тебе носиться по кастингам, раз ты вполне преуспеваешь в деле, которым занимаешься?
– Затем, что моя карьера психотерапевта еще только начинается, у меня всего три пациентки, и в карманах у нас с тобой шаром покати.
– Наполнение наших карманов – не твоя забота. Если все получится, то я скоро подпишу контракт на серию лекций и приведу в порядок наши финансы.
– Но тебе придется уезжать далеко и тратить уйму сил. Пора мне зарабатывать самой.
– Нам придется переехать. Эта квартира нам не по средствам, она требует огромных трат, нам это не по силам.
– В этой квартире я дважды возвращалась к жизни: сначала после нашего отъезда из Коннектикута, потом после случившегося со мной несчастья. А главное, я хочу, чтобы ты в ней состарился.
– Боюсь, я уже в процессе…
– Тебе всего пятьдесят семь. Глядя на нас, люди принимают нас за влюбленную пару.
– Какие еще люди?
– Хотя бы те, что сидят у меня за спиной.
– С чего ты взяла, что они на нас смотрят?
– Чувствую – и все.
Совместные вечера Хлои и ее отца часто завершались простой игрой, доставлявшей им обоим немало удовольствия. Они молча глядели друг на друга, и каждый старался отгадать, о чем думает другой, используя как подсказку мимику или движения головы. Это их занятие почти всегда замечали соседи по ресторану. Редкий случай, когда Хлое нравилось вызывать любопытство: в кои-то веки интерес вызывала она сама, а не ее инвалидное кресло.
Шторы из органзы с цветочками почти не защищали от света, и Санджая разбудили первые же проблески утра. Сначала он не сообразил, где находится, но преобладавшие в комнате розовый и голубой цвета быстро развеяли его недоумение. Он накрыл голову подушкой и снова уснул. Спустя несколько часов вскочил с постели, поспешно оделся, схватил свой ноутбук и, не позаботившись причесаться, выскочил из комнаты.