Не та дверь (сборник) - стр. 21
Понять жест труда не составляло, однако Елизавета Петровна все же сделала новый шаг к Жене. Да как же это не доглядеть самой, не поправить, если вдруг что?
На этот раз парикмахерша встала в полный рост, улыбнулась ей и заявила:
– Не переживайте, все уже позади. Мы договорились. Вам ведь простую стрижку, на пробор, сзади скобку, а виски прямые?..
Елизавета Петровна машинально кивнула.
– Вот видите, я все помню. Вы в самом начале сказать успели, когда только подошли. Подождите вон там. – Парикмахерша показала рукой на короткий ряд откидных кресел, стоявших у стены напротив выхода из зала. – Оттуда прекрасно видно, как я буду стричь Женю. – Она взяла с края стола ножницы, и полированный металл сверкнул под яркими лучами ламп. – Если что не понравится, подойдете да скажете. А так стоять незачем. В ногах правды нет.
Елизавета Петровна не знала, как ей быть. Доводы парикмахерши звучали убедительно. Да и кто, как не она, только что успокоила Женю? Но все же… как же без нее-то?
– Бабуля, посиди, – раздался голос Жени, по-прежнему скрытого спинкой кресла.
Бабушка взглянула на отражение в зеркале. Внук выглядел совершенно нормально. Да, не улыбался, но ведь он только что криком кричал – какое уж тут веселье? А то, что бледноватый, так это тоже было объяснимо. Из сил выбился.
– Все хорошо, правда-правда. – Малыш показал ей большой палец.
Елизавета Петровна отошла к креслам и присела. Обзор и в самом деле оказался отличным. Два других кресла между ней и Женей пустовали, и она видела внука как на ладони. Парикмахерша, конечно, понимала, насколько это важно, и старалась не загораживать малыша.
Поджав губы, Елизавета Петровна следила за ее работой, но придраться пока что было не к чему. Женщина свое дело знала. Уверенными движениями она превращала копну волос внука, невероятно густых, за лето в деревне отросших чуть ли не до плеч, в аккуратную короткую стрижку.
Елизавета Петровна кивнула.
«Да, все в порядке, – подумала она. – Ей бы еще за собой так же хорошо следить, как за чужими головами. А то что ж такое, молодая еще, всего-то пятый десяток, и уже вон как растолстела. Все потому, что, наверное, без Бога в сердце живет, ест что попало, ни в чем себе не отказывает. Не то что я. Мне вот уже шестьдесят пятый пошел, а до сих пор свои девичьи пояски надеть могу».
Опомнившись от размышлений, она взглянула на Женю. Внук по-прежнему сидел спокойно. Елизавета Петровна вздохнула и теперь уже осознанно позволила себе немного расслабиться. Похоже, поход в парикмахерскую, начавшийся так скверно, все-таки должен был закончиться нормально. А она-то, грешным делом, уже подумывала увести внука отсюда и дождаться, когда выздоровеет Света, которая всегда стригла Женю.
«Что же, поделом мне, маловерке. Разве не известно: все, что ни делает Господь – все к лучшему? Усомнилась я, заколебалась, и вот получила новое свидетельство Его правоты. Как знать, быть может, если бы помнила я про это, то и Женечке не пришлось бы так плакать».
Елизавета Петровна перекрестилась, сильно прижимая кончики пальцев к телу, и склонила голову. Раскаяние должно быть зримым. Так ее учили мать и бабка. Что там у тебя в душе – одно дело, а Господь судит по поступкам. Виноват – накажи себя.
«Вот придем домой, и я обязательно покаюсь перед образами, – решила Елизавета Петровна. – А там и понятно станет, как дальше с собой быть, искупить грех маловерия. Кстати, заодно и внучку можно будет объяснить, что к чему. Пусть приучается потихоньку, узнает, где истинный свет».