Размер шрифта
-
+

Не предавай меня! - стр. 3

в кожаном футляре, и на перемене, стоя у окна, она извлекала из него однообразные тоскливые звуки.

Такая Анюта нравилась Юльке гораздо больше. Да что там! За такой Анютой Юлька готова была ходить по пятам и слушать про ее приключения не переставая. В классе всегда хихикали и над Юлькой, и над Анютой, поэтому дружить было вдвойне приятно.

– Дураки они, ― лениво и безразлично говорила Анюта про одноклассников.

И Юлька с ней соглашалась.

Над Юлькой в классе смеялись даже больше, чем над Анютой. А почему ― непонятно. Хотя, конечно, если бы не Максик Гуревич, ничего бы и не было. Началось все еще во втором классе, когда Юлька придумала себе прадеда-грузина.


Однажды Юлька шла из школы домой и грустила. Просто так, «ни по чему». Мысли текли медленно и печально. На светофоре подошел к ней седой старик и вдруг заговорил. Не по-русски. Юлька распахнула глаза. Старик был красивый, горбоносый, с пронзительными черными глазами и лицом, изрезанным глубокими морщинами. Таких стариков Юлька раньше только в книжках видела.

– Простите, ― сказала она, ― я не понимаю.

Старик заговорил опять. Юльке даже жарко стало. Может, она заболела и перестала человеческий язык понимать? Слова лились, как вода из высоко поднятого кувшина ― на камни. В них было так много звуков «г», «х», «р», будто не человек говорил, а горы. И Юлька слушала, пока старик вопросительно не замолчал.

– Я не понимаю, ― жалобно повторила Юлька. ― Я только по-русски понимаю!

– Вай… ― выдохнул старик с осуждением. ― Стыдно. Стыдно не знать родной язык.

– Я знаю родной язык! ― возмутилась Юлька, у которой была пятерка по русскому. ― Я русская!

– Русская… ― опять вздохнул старик. ― Грузинские глаза-то не спрячешь. Они издалека светят.

И ушел. Юлька повозмущалась про себя. Потом задумалась. Придя домой, долго смотрелась в зеркало. Искала в глазах ― грузинское. Ну, темные. Но ведь не так, чтобы очень. Глаза у Юльки цвета крепкого чая. Дядя Лёша даже поет ей: «Эти глаза напротив чайного цве-е-ета…» Ну, ресницы черные и длинные, не хуже, чем у Ганеева, ну и что? Но слова старика, печальные и гордые, запали Юльке в душу.

А потом она разбирала старые фотографии и среди них нашла одну: старик в шинели был здорово похож на того, с улицы!

– Ма-а-а-а-ам! Это кто?!

– Что ты вопишь, как на пожаре? Это… ой, это мой дед. Иннокентий, он военный был, погиб в войну.

Все сходилось. Юлькины предки, несомненно, жили в Грузии. В ее воображении прадед оказался настоящим героем. Он был разведчиком, скрывался, жил в их городе инкогнито и героически погиб от рук шпионов и предателей. Восьмилетняя Юлька поверила в это безоговорочно. И, конечно, сразу же рассказала обо всем в классе. Ведь это было так романтично! Юльке верили и немножко завидовали, ни у кого больше не нашлось такого легендарного прадеда. А потом Максик Гуревич пошел к Юлькиной маме и попросил рассказать о деде-герое. Мол, он, Максик, доклад готовит на классный час. Мама не могла понять, о чем речь, и честно сказала, что Юлька все выдумала. Юльку подняли на смех. А Максик до сих пор обращается к ней не иначе как «вай, Озарёнок».


Сейчас они в седьмом классе уже, и, если бы не Гуревич, все давно бы забыли историю с прадедом. Мало ли кто в детстве про себя придумывает… Но Максик никому не даст забыть, это уж точно. И Юлька его ненавидит. Ненавидит серые глаза, острый веснушчатый нос, костлявые руки и противный, будто треснутый голос. Делает вид, что Максика не замечает. Потому что, если на него отреагировать, еще хуже будет. Он под высочайшим покровительством Ее Высочества Лапочки.

Страница 3