Не подводя итогов - стр. 20
Короче говоря, нравственную атмосферу, в которой мы жили до войны, «затхлой» уже не назовешь – она была удушливой. И при всем при том…
Где бы найти слова поубедительнее – для тех, кто сам этого не испытал? Найти нелегко, потому что здесь сразу вступаешь в конфликт со здравым смыслом. В самом деле: живя в самых скотских условиях, лишенные простейших гражданских прав, начиная с гарантий личной безопасности (напротив, внутренне уже примирившись с мыслью, что рано или поздно тебя достанет-таки карающая неведомо за что длань Государства), – мы ощущали себя гражданами великой страны, участниками какого-то не совсем, может быть, еще понятного, но несомненно эпохально-грандиозного процесса.
Неудивительно, что это ощущение пьянило и окрыляло слепых энтузиастов; люди такого типа встречались даже накануне войны, хотя после 34-го года железные их ряды значительно поредели. Но ведь я – да и не я же один! – мы считали себя зрячими, прекрасно видели, кто нами правит, и как правит, и куда это может в конечном счете нас привести (хотя в то время многие еще на что-то уповали, возлагая наивные надежды кто на внутренние факторы, кто на внешние); ненавидя наш государственный и общественный строй, видя всю гибельность его политики, мы – несмотря на это – нередко испытывали странную гордость от осознания своей причастности к событиям такого масштаба.
Объясняется это, скорее всего, действием защитных механизмов психики, способной при чрезмерной нагрузке находить опору и утешение в самой призрачной иллюзии; но нельзя недооценивать и влияния запущенного на полную мощь гигантского аппарата пропаганды, год за годом вбивавшего в головы одно и то же, одно и то же, и действовавшего в конечном итоге на самые резистентные мозги. Капля по капле камень точит.
Не припомню разговоров на эту тему в нашем кругу, а что касается меня, то рассуждал я примерно так: простому человеку легче всего живется в «тихие» периоды истории, когда не происходит ничего значительного, а в периоды вулканической социальной активности жизнь обывателя становилась невыносимой и при фараонах, и при цезарях, и при распутных папах, чьим золотом был оплачен весь расцвет Ренессанса. Правители недолговечны, остается лишь сделанное ими (точнее – при них), да и то не всё, а лишь действительно полезное, нужное стране, народу, человечеству…
Глупые это были рассуждения, наивные, но так – или приблизительно так – думал тогда не я один. Сама собой напрашивалась аналогия с петровской эпохой: великий брадобрей тоже не считал ни жертв, ни затрат, а положил начало могущественной империи, за волосы и пинками втащил Русь в концерт европейских держав. Колодникам, которых тысячами пригоняли подыхать на строительстве чухонского Парадиза, вряд ли жилось легче, чем нам, строившим ББК.
Кстати, пример моего тогдашнего образа мыслей: отчетливо помню, как однажды в бараке мне вдруг подумалось, что в конце-то концов, может быть, действительно нужен этот проклятый канал – нужен не Ягоде, не Когану с Раппопортом, а стране нужен, России… Ведь в самом деле, шутка ли, сразу на 4 тысячи километров сокращается плавание из Балтики в Белое море! Да, пусть рабским трудом, с техникой египтянского уровня, но все же прокладывается важнейшая стратегическая водная артерия – прямой выход к Северному морскому пути, к Берингову проливу…