Не пара - стр. 36
– Долго ехать до отеля? – спрашиваю я, нарушая повисшую тишину.
– Минут сорок, – отзывается Максим Андреевич, не отвлекаясь от мобильника.
Любопытно, с кем он так вдохновенно переписывается? Прямо палец от экрана оторвать не может. Все строчит и строчит… Словно любовные поэмы катает.
В голову тотчас приходят мысли о Есении, девушке, которая, вне всяких сомнений, проявляет к нему романтический интерес. Что, если прямо сейчас он общается с ней? Что, если Федя ошибся и на самом деле Рокоссовскому нравятся женщины?
Просто не такие, как я, а такие, как она.
Нахмурившись, отвожу взгляд к окну и нервно постукиваю ногтем по подлокотнику. Терпеть не могу эти токсичные приступы неуверенности в себе. Вот вроде я уже всем все доказала: и профессионально состоялась, и общественное одобрение сыскала, и внешне себя приняла, и детские травмы проработала. Но стоит случиться какой-нибудь ерунде вроде безответной влюбленности, как комплексы, похороненные на дне души, вновь начинают цвести буйным цветом. Во мне будто опять просыпается нерешительная четырнадцатилетняя девчонка. Дочь алкоголика и уроженка маленького села, недостойная жить и работать в большой столице.
Наверняка у людей, выросших в достатке и ощущении собственной значимости, нет подобных загонов, но лично я каждый божий день борюсь с синдромом самозванца. Внушаю себе и другим, что я достойна лучшего. Что я талантливая, идейная, полезная. Что во мне много качеств, заслуживающих люби.
Однако равнодушие Рокоссовского железным ломом проходится по моим бережно выстроенным аффирмациям, вытаскивая на свет страхи и беспомощность.
Ненавижу себя за то, что поцеловала его.
А его ненавижу за то, что не ответил.
– Жанна пишет, что начало приема перенесли на час раньше, – снова подает голос Максим Андреевич. – Времени на отдых будет по минимуму, придется сразу приступить к сборам.
– Хорошо, – роняю я, скользя взглядом по многоэтажкам, пролетающим за окном. – Платье у меня с собой, осталось только накраситься.
– Кстати, насчет этого, – неожиданно продолжает он, приподнимая очки на голову, – в странах Ближнего Востока лучше одеваться скромнее. Все-таки в исламской культуре к обнажению тела относятся менее терпимо, чем в нашей.
Я медленно поворачиваю голову и, слегка сощурив глаза, фокусируюсь на Рокоссовском:
– Что вы имеете в виду?
– Только то, что сказал, – он невозмутим.
– По-вашему, я неподобающе одета?
– Нет. Мой посыл был иной.
Его слова звучат убедительно, однако взгляд, молниеносно пробежавшийся по моим обнаженным ногам, красноречиво говорит об обратном.
– Я не первый раз в Дубае, – вспыхиваю я. – Нет ничего страшного в том, чтобы добраться до отеля в хлопковых шортах чуть выше колена!
– Хорошо, – отвечает бесстрастно. – Повторюсь, я говорил о наряде для грядущего мероприятия, а не о том, во что вы сейчас одеты. Это просто предупреждение, Ева. Не принимайте на свой счет.
– Бьюсь об заклад, Жанне вы подобных предупреждений не озвучивали!
Не знаю, почему, но во мне закипает жгучая обида. Возможно, в репликах Рокоссовского и впрямь нет ничего такого, однако они падают на щедро удобренную сомнениями почву, и оттого моя реакция оказывается чересчур бурной.
– Жанна работает на меня много лет. Она и так все прекрасно знает.
А еще она не дискредитировала себя тем, что лезла к боссу с поцелуями. И оттого, очевидно, заслужила более уважительное отношение.