Не один - стр. 24

У АБП ведь это совпадает – свойство темперамента и позиция: петь только Большие песни, только вулканические, даже и при наружных игривости и фривольности.

Каких мне надо песен от Нее, родимой? Про счастье, про воспитание чувств, про Дело и Тело: Она одна способна влиять на состояние умов и душ.

Бездна бездну призывает, но ведь и свет к свету тянется.

Аллусик, приди уже и скажи, рассей мрак.

С Аллой БП меня связывают суд и невыпитый кофе на ее кухне.

Я люблю Ее, многомудрую, разумеется, сложною любовью. Она про это знает и, разумеется, игнорирует.

Ей не до меня. Она так неистово любит своих, что на других у Нее нет ни сил, ни времени, ни пространства.

– Хорошо говоришь, собака!

Это Она мне, защитнику угнетенных. Только что закончился суд, я был виновен по всем статьям и принес извинения. Она простила, и вот я стою дурак дураком, воскуряю фимиам, вспоминая, как мама отвесила мне подзатыльник, когда я позволил себе в Ее адрес нечто.

Она, если изучить Ее жизнь, больше, чем певица, женщина и личность, потому что Она сплав пессимизма разума и оптимизма воли.

Вам хорошо, на вас Она не смотрела ни снисходительно, ни презрительно – а на меня и так, и так, я терял от этих взглядов вес и ориентацию на местности.

Но зато однажды Она доверительно сказала мне: «Когда тупею, звоню Жванецкому».

Ей одной дозволено уходить и возвращаться, не сообразуясь с общественным мнением, согласно которому длительные отлучки чреваты забвением.

Зрение Ее точно и изысканно, просодия глубока и полнозвучна, и Она редко ошибается. Ну, разве что с политикой и Филиппом.

– Я не понимаю разговоров о просветлении, но разговоры про перерождение я теперь понимаю. Это совсем иное. Разговоры о просветлении дискредитированы рисовкой тех, кто их ведет. После того, что со мной случилось, скажу то, о чем думаю долго и мучительно: побывав ТАМ, считаю, что ЗДЕСЬ лучше.

Все знают душераздирающую историю о том, как Борис Моисеев чуть не умер, считался стопроцентным покойником, уцелел, забыл резкие движения и громкую интонацию. Мы сидим перед прямым эфиром на канале РОССИЯ, и мне приходится концентрироваться, потому что говорит он очень-очень тихо, с большим усердием доканчивая недолгую мысль: он говорит несколько слов, следует тайм-аут, после чего речь очевидно непросто возобновляется.

Я спрашиваю БМ, чего ему, выжившему, сейчас больше всего не хватает, он думает и совершенно серьезно говорит, что ему не хватает счастья в личной жизни.

Мимо проходит актер (который моложе) Панин с видом и амбре человека, не внявшего забористому призыву классика: «О, молодые, будьте стойки при виде ресторанной стойки!» Бросает, что читал, будто БМ хочет умереть на сцене, Боря без улыбки отвечает, что так и есть, всем видом давая понять, что на эту тему шутки для него неприемлемы.

Спрашиваю про расписание, зарядка, похожая на йогу, прием пищи, похожей на брандахлыст, тюремный режим. БМ впервые улыбается, даже начинает тихо смеяться, и я понимаю, что БМ режим не очень блюдет.

– Главный вывод после ЧП? Что в моей жизни есть только сцена и друзья. Больше ничего у меня нет. Я раньше строил планы, хотел глядеть далеко, это так смешно и грустно, вот он, твой день. Один. Здесь. Сейчас. Твой. Будь собран и благодушен. Делай свое дело, по возможности сияя.