Не обожгись цветком папоротника - стр. 24
«Сослужила уже» – усмехнулась про себя Домна, а вслух добавила:
– В одежде твоей была. Видать, бросил за пазуху и забыл, когда рубаху менял. Я и нашла.
Малой снова положил штуку за пазуху.
– Ну, а что молчите? – неожиданно глава семейства поменял тему беседы. – На берегу, да на полях уж костры развели. Пойдёт ли кто гулять нынче? То наперебой просятся, а то ни гу-гу.
– Я, бать, не пойду. Что я там не видел? – Лан зевнул равнодушно. – Спать пораньше лягу. Завтра хочу чуть свет на речке порыбачить.
– Я бы сходила с Тишей, – робко отозвалась Ярина. – Ты, Тиша, как?
– Ну да, там весело.
– Дозволишь, тятя? – вскинула Ярина большущие зелёные глаза.
– Дозволю, если с маткой.
– А что? Сходим ненадолго. На людей посмотрим. Василиса, пойдёшь с нами? – спросил Домна у старшей дочери.
– Нет, не хочу, матушка.
– Ну тогда втроём можно.
– Смотри там, мать.
Домна поняла, молча кивнула.
– Кто есть Жива? Великая матерь, прародительница неба и земли. В стародавние времена она произвела на свет бога неба – Сварога и землю-матушку Макошь. С тех пор и доныне Жива приходит к нам каждую весну и оживляет всё в природе. Деревья очнулись, почки дали листы. Зерно мёртвое легло в землю, родило стебель и опять живёт. Вся земля радуется жизни.
У Сварога же и Макоши родились три огненных сына – первый – Даждьбог – бог Солнца, другой – Перун – бог грозы, молнии и грома и третий сын – бог Огня, это тот огонь, что у нас тута, на земле…
У костра сидел всё тот же Добрыня, только изрядно постаревший, и вёл всё те же неспешные сказы. Волосы его лёгким белым облаком опускались на плечи, простое очелье всё так же защищало лицо от прядей.
– Даждьбог ездит по небу на колеснице, а колесницу тую везёт четвёрка коней. Кони белые-белые, а крылья золотые. Несутся по небу, что птицы. А Даждьбог сидит в колеснице и смотрит за порядком на земле, чтобы не было всякой неправды В руках у него огненный щит, который светит нам, то бишь солнце. Потому у нас день. И несут кони Даждьбога до края земли, до моря-океана. Далее он переправляется через океан в нижний мир – Навь. Теперь уже не на колеснице, а на ладье, и везут его птицы – лебеди, гуси, утки. Как доплывёт туда – там день. Днём он у нас, а ночью тама, на том свете.
– А вот коловрат, он от Даждьбога? – вокруг костра сидели старые и малые. Лябзя тоже тут была, как всегда любознательная. Но сейчас коловрат её интересовал не только из праздного любопытства.
– Если посмотришь, прищурившись на солнце, то ты его и увидишь. Поняла?
– Поняла, – с благодарностью сказала Лябзя. – Завтра посмотрю.
– Ишь ты, седая макушка интересуется, – раздался злобный шепоток. – Ей бы дома сидеть, а она тута ещё тарантит. Того и гляди в хоровод пустится. И куда это общество смотрит.
Но Лябзе не прожить было бы на белом свете, если б она на каждое мнение своё внимание обращала. И шепоток затих, не произведя никаких последствий, кроме краски досады на лице шептуньи.
После небольшой паузы Добрыня продолжил:
– Другой сын – Перун. Волосы его лохматые, чёрно-серебристые, в вот борода – золотая, кучерявая. И, когда тучи заполонят небо, он мчится на своей колеснице, запряжённой крылатыми вороными жеребцами; и гремит, и грохочет тая колесница на весь мир. А в руках у Перуна молнии, бросит «мёртвую», синюю, поразит она насмерть, бросит «живую», золотую, и земля освежеет, даст хороший плод.