(Не)настоящий парень - стр. 28

– Сколько там, сто шестнадцать? – лезу в карман для мелочи, поднимаю взгляд.

Мой ненастоящий парень сжимает челюсти и выдавливает сквозь зубы:

– Сто пятнадцать восемьдесят, – ехидно выговаривает он. – И букет маме посчитай. Полторы. За проезд, так и быть, не возьму.

Какая щедрость. Я вытаскиваю две купюры по тысячи, оставляя свой кошелек практически голым, если не считать мелочь в кармане, и сую парню напротив в руки, чуть не выбивая контейнеры.

Забрать их обратно что ли, раз пошла такая пляска?

– У меня сдачи не будет, – холодно говорит он.

– А это тебе на чай! – зло выговариваю я. – Прощай! – и захлопываю дверь.

И чего разозлилась? Все справедливо. Он – наемный рабочий, я – наниматель. А все эти поцелуйчики, касания, косорасплетания – не более, чем сопровождение сделки. И дуре понятно.

И вообще, мне мышей ловить надо, некогда слюни тут по Курту Кобейну распускать.

Кажется, без крови всё-таки не обойтись.

– Расчехляй парадные трусы, Идончик, сего-о-одня будут танцы! – нараспев кричит подруга.

Входная дверь хлопает, оповещая о возвращении Ангелинки, хотя ее возглас оповестил и меня, и соседей по лестничной клетке сильно до этого. Выглядываю из комнаты и натыкаюсь на широченную пьяную улыбку подруги.

– Ты чего так орёшь, Гель? И где успела так налакаться?

– Я была на собеседовании, – выдыхает она и плюхается на пуфик у двери.

– И?

– Прошла, – прикрывает глаза и радостно хохочет. – Все, все, теперь никаких велосипедов, никаких "приятного аппетита", никаких мозолей на спине! За-жи-вем, – размахивает руками, бьётся о прихожую и тут же шипит от боли. – Блин.

– А куда взяли-то? – прислоняюсь к стене и улыбаюсь. Она очень долго и безрезультатно стучалась во все двери города, но открыли ей только службы доставки.

– А, крепежи какие-то, краска и ещё что-то, что я воспроизвести сейчас не смогу, – хихикает она.

Ангелинка тянется к туфлям и пытается стянуть их с пятки, но теряет равновесие и кренится на бок, упираясь лбом в стенку прихожей.

– Упс, пардонте, – снова смеётся она, помогая себе выпрямиться.

Ее взгляд сосредотачивается на стене напротив, а рука снова тянется к туфле.

– Оп-па! – грандиозно произносит она, выставляя вверх руку с одной из лодочек. – И-и-и… оп! – к первой присоединяется вторая рука.

– Смертельный номер, – улыбаюсь я. – Давай свои кэблы сюда.

Отбираю у подруги самые непотребные в мире туфли и ставлю к остальной обуви на подставку.

– Так что ты там про трусы кричала?

– Танцы! Мы должны пойти танцевать! – Геля встаёт с пуфика и, пританцовывая, кривой походкой направляется на кухню.

– Сегодня среда.

– Плевать! – Ангелина берется за чайник и подносит носик ко рту. Жадно припадает к нему и громко пьет. – Ого-о-онь, – вытирает рот рукавом блузки. – От шампанского такой сушняк!

– Да где ты шампанское взяла?

– В мини-маркете! – плюхается на стул.

– И что, одна его вылакала? – только зарождающейся алкоголички мне для полного счастья и не хватает.

– Почему одна, там ещё мужик был. Санёк. Ему, правда, лет пятьдесят, но он сказал, можно просто Санёк.

– Где ты мужика взяла, Господи? – закатываю глаза. Вечно у нее что ни день – приключение.

А все оттого, что на ней лежит проклятие безупречной красоты. Когда люди видят ее кукольное лицо, длинные блестящие волосы, идеальную фигуру, тянутся к ней, как мотыльки. Довольно быстро они понимают, что за ангельский внешностью стоит вовсе не дурочка с переулочка, а злобная гарпия и уходят в закат, крестясь. А мне вот версия злобной гарпии нравится. Она настоящая. И, конечно, со мной такого никогда не происходит, начинка и оболочка  ничуть не разнятся: я выгляжу простушкой, она и есть внутри.