Не могу тебя забыть - стр. 22
– Инна, я понимаю, что у тебя своя жизнь, она хлопотная. Сын, родители… наверное, что-то еще есть… И все же… ты должна знать, ты для меня много значишь. Если бы я не боялся тебя спугнуть, я бы признался тебе в любви. Ты же мне тогда еще понравилась, когда впервые пришла к нам.
– Я догадывалась. Хотя думала, что это так, несерьезно совсем. Знаешь, служебный флирт. Он – как перчик в пресном блюде.
– Пресное блюдо – это обычная жизнь.
– Да нет, просто выражение.
– Инна, давай сегодня не пойдем в музей, в парк или в кино. Давай сегодня поедем ко мне в гости? – Сергей Петрович произнес это с таким выражением лица, с каким некоторые коты воруют сметану. Что-то вроде: «А что, ничего особенного…» Но в фигуре чувствуется напряженность и готовность отразить возможное нападение. Соломатина посмотрела на него сурово:
– Вот ты считаешь, что так запросто, после всего нескольких лет знакомства, можешь мне это предложить?!
Колесник окаменел, потом покраснел, потом выдавил:
– Ну, вообще, мне казалось… мы же…
Соломатина не выдержала и расхохоталась:
– Сережа, извини, но я просто не знала, как отреагировать. Понимаешь, я почувствовала себя такой старой на мгновение. И в этом виновато окружение. Они все, – Инна кивнула на группу ярких девушек, – такие бойкие. Имеют на это право. А мне иногда кажется, что…
– Тебе ерунда кажется, – сказал решительно Колесник, поднимаясь из-за стола, – поехали. Мы сегодня с тобой будет делать все вредное и неприличное.
– Например? – последовала за ним Инна.
– Ну, холестерина мы уже поели, теперь мы займемся любовью.
– Что же неприличного в занятиях любовью? – улыбнулась Соломатина.
– И то верно, – улыбнулся Сергей Петрович.
На улице он, не стесняясь, обнял Инну. Она положила голову ему на плечо, так они подошли к машине.
– Ехать будем долго – пробки сплошные, – взглянул в телефон Колесник.
Соломатина поняла, что сейчас он страшно смущен.
По правде говоря, она и сама ехала с большой опаской. В том, что они когда-нибудь станут близки, сомневаться не приходилось. Их роман развивался неторопливо, но с какой-то определенностью. Каждый из них словно принял решение не сворачивать с этой дороги.
Соломатина знала, что рано или поздно это случится, иногда пыталась представить, как это будет. В ее воображении рисовались не очень аппетитные картины холостяцкого быта. Особенно отчетливо она представляла себе кухню со следами спешной уборки на мужской манер – грязное кухонное полотенце, заткнутое подальше с глаз, крошки и тонкие жирные ободки вокруг конфорок плиты. Откуда взялась эта картинка, Инна не знала, но, внутренне сжимаясь, готовилась к ней.
Каково было ее удивление, когда она обнаружила чистую квартиру и кухню, даже не без изящества украшенную клетчатой скатертью на круглом столе. На подоконнике были цветы, и даже разводов земли, этих свидетелей полива, не было рядом с горшками. В доме был приятный запах табака и чего-то мыльного. «Пена для бритья так пахнет! Такая в сине-серебристом баллоне», – вспомнила Соломатина. И от всего увиденного ей так стало хорошо. Тревога и волнение куда-то улетучились. Она обрадовалась, что не увидела ничего, что бы оттолкнуло, отвратило, от чего бы она брезгливо поморщилась. Ей стало спокойно от сознания, что Сергей Петрович в быту так же чистоплотен, как и в отношениях. Ей было приятно, что их первая близость пройдет в декорациях чистых и пристойных, где нет места сомнительным деталям. Все это Соломатина отметила наметанным женским глазом и повернулась к Колеснику. Тот понимал, что Инна принимает последнее решение и что все еще может пойти не так, как они планировали.