Не к ночи будь помянута - стр. 5

– Герасим, ко мне! Ты что будешь? Так. Давай прикинем. Это тебе нельзя, в этом много жира, это солёное. Ладно, побалуйся, вот тебе ветчинка. Ой-ой-ой, можно подумать, его неделю не кормили, злые люди.

С двумя полными тарелками, ложкой, вилкой и куском хлеба в зубах я прошёл в гостиную, коленом включил свет, залез с ногами на диван и включил телевизор. Эх, мама не видит, вот бы шуму было!

Мобильник ожил и раздражающе пропел. Кто там у нас в столь поздний час? Аня. Не, с меня хватит. Некоторое время я тупо слушал сигнал, потом мне надоело, и я сунул телефон под диванную подушку, а другую пристроил вместо стола. Я наслаждался.

Вечер плавно переполз в ночь. Я пощёлкал каналы, нашёл пару приличных фильмов, но меня одолела лень, и я решил, что выспаться в кои то веки – дорогое и редкое удовольствие.

Впереди у меня было целое большое воскресенье.

Сначала я вижу сирень. Всё как в прошлый раз.

Густая кисть покачивается напротив моего лица. Она  припухла от ночного дождя и пахнет свежо и сладостно. На листьях-сердечках застыли прохладные капли.

 Направо – старый почерневший забор, налево – сырая дорожка, уходящая в парк.

Под ногами мелькает яркое. Тёмно-жёлтая бабочка, с чёрными прожилками на резных крыльях. Она садится на травинку, прогнув её, и я удивляюсь – разве бабочки имеют вес?

Я жадно втягиваю в себя свежий воздух, пропитанный сиренью и туманом. Поднимаю глаза к небу – того странного цвета, который можно назвать только ярко-серым. Как хорошо.

 Сейчас. Сейчас я тебя увижу.

Я прикасаюсь к ветке рукой, отгибая её, и капельки воды, щекоча, затекают в рукав.

Ты здесь.

Он стоит возле глубокой лужицы, пристально вглядывается в мутную воду, потом достаёт из кармана шишку, бросает её и долго наблюдает, как расходятся круги. Потом достаёт вторую шишку. Потом ещё одну. Сколько же их у него?

Я терпеливо жду, не отводя глаз ни на секунду. От долгого сидения на корточках затекают ноги. Ветка сирени скрывает меня.

Я прячусь. Я знаю правила, я не могу выйти раньше времени, прости, я нечего не решаю.

Увлечённый своей игрой, он забывает, что меня нет рядом. Плюх – ещё одна шишка окунается в воду. Я сижу, не шевелясь. Ищи меня, пожалуйста, ищи. Ищи, пока не вышло наше время.

Сейчас.

Он поднимает голову, оглядывается кругом, и беззаботное выражение моментально сменяется горем. Он не видит меня. Не зовёт, не кричит, а просто скорбно закрывает личико ладошками. Вздрагивают маленькие плечи.

Дура, какая же я дура! Как я могла, снова и снова?

Я так резко вскакиваю на ноги, что не удерживаюсь, теряю равновесие, ударяюсь коленкой о паребрик, но тут же быстро поднимаюсь и кидаюсь навстречу.

И тут же. Вот оно. Ради чего – жить. Мой тёплый, мой маленький. Со мной. От светлых кудряшек пахнет детским мылом, от щёчки – молоком, от воротника рубашки – глаженой фланелью. И я ловлю ручки, чтоб согреть их в своих ладонях, и целую волосы, ушко, щёчку, и обнимаю, и прижимаю к себе живой комочек, самый хороший, самый хороший…

– Петя, Петечка, милый мой, я больше не уйду…   Мой человечек, солнышко. Всегда будем рядом, правда?

– Сегда – сегда?

– Всегда – всегда.

Сначала я не понимаю, что он делает, а когда до меня доходит, я замираю от волнительных мурашек, от нахлынувшей нежности.  Он гладит мою коленку в порвавшемся чулке и осторожно дует на ссадину.