Не ходи служить в пехоту! Книга 3. Завели. Сели. Поехали. Там разберёмся. 25-летию начала первой Чеченской войны посвящается! Том 2 - стр. 6

Чтобы обезопасить по возможности свою роту в предполагаемых мною местах возможного нахождения боевиков, ночью я «обнаруживал» цели и вызвал огонь миномётной батареи или САДН. Каждую ночь. Иногда два или три раза.

К государственным наградам за последний бой я представил весь личный состав роты. В разговоре с командиром полка настоял на том, чтобы отдельно были представлены к наградам командир миномётной батареи со своими солдатами и весь экипаж танка. Он не был против того, чтобы представить к награде миномётчиков, но экипаж танка не хотел. Помогла моя настойчивость.

Командир полка, и так уважительно относившийся ко всем командирам рот и батарей, особенно уважительно начал относиться к командирам мотострелковых рот и разведроты. Поскольку сам командир полка позволял нам больше, чем это было принято обычно, то и отношение, типа, «Ванька-ротный», сложившееся на фронте Великой Отечественной войны, прочно ушло в прошлое, у нас такого не было вообще. Даже напротив, командир полка очень внимательно выслушивал наше мнение и часто с нами соглашался. Комбатам не всегда это нравилось, но явно они это не показывали.

Кроме того, у меня было подозрение, что командир полка выделяет меня из числа командиров остальных мотострелковых рот, больше и чаще спрашивает моё мнение, что вызывает раздражение у комбата.

С другой стороны, комбат начал действовать всё более и более уверенно и профессионально. Одновременно с этим у него в общении даже со своими заместителями, начало проявляться некоторое высокомерие и раздражение. Он категорически не любил разговаривать с людьми. Всё больше комбат склонялся к тому, чтобы просто отдавать короткие приказы и отказывал в разрешении задать вопрос или возразить.

Все начали проявлять неудовольствие комбатом, а мне такое его поведение чем-то нравилось. Например, совещания были очень короткими и предельно конкретными.

Однажды я даже заступился за него, когда услышал критику в его адрес. Он не был самодуром, он был умён, начитан, иногда что-то цитировал и делал это очень уместно. Зарубежную литературу он тоже знал, иногда прибегал к цитатам из неё. Как-то однажды он мне задал вопрос:

– Ты знаешь, кто такой Сунь-Цзы?

– Это автор трактата «Искусство войны»?

– Уже неплохо. Читал?

– Нет.

– Плохо. Приедём с войны, займись серьёзным чтением.

На этом разговор был закончен. Я перестал быть ему интересен как собеседник.

Он не любил людей, это было видно. Педант во всём, он делал над собой очень большие усилия, для того чтобы сдерживаться. Низкий уровень воинской дисциплины в батальоне и то, что он не мог что-то кардинально изменить, делали его крайне нетерпимым в общении, а его вполне нормальные требования для батальона, где соблюдались бы все воинские законы, здесь выглядели как придирки и чванство. С ним было невыносимо тяжело. Но я всё-таки часто просил его уточнить задачу в целях её уяснения и добивался того, чтобы комбат начал со мной разговаривать, хоть он всем видом при этом показывал, что я тупой. В общем, комбат был полной противоположностью командира полка.

Утром меня вызвал командир полка. Прибыл. На КП полка, кроме командира полка и офицеров штаба полка, находился мужик в камуфляжной форме, в туфлях, без знаков различия. Командир полка обращался к нему «товарищ генерал-лейтенант». Перед штабной палаткой стоял БТР-80 внутренних войск МВД, а у входа в неё рядом с нашими бойцами, стояли здоровые солдаты в обмундировании спецназа внутренних войск МВД.