Не хочу в Нормандию! - стр. 8
– Лолка!!! Он же на тридцать лет старше меня!
– Ничего. Зато его бывшая мадам младше тебя на четыре года. Старый конь борозды не испортит, хотя, конечно, и глубоко не вспашет…
– А вдруг я ему не понравлюсь? Я такая толстая! Ни одеть – ни обуть!
– Понравишься. Ты ещё ихних баб не видала. Скоро узнаешь, что ты – Мисс Вселенная! А пока загранпаспорт оформишь, килограмм десять с тебя, как не фиг делать слетит, не заметишь. Как только деньги получишь – пулей в ментовку, оформляй паспартину по самой горячей сетке, как можно быстрее. Денег не жалей. Месье пылает от любви, если надо – ещё вышлет. Сёдня заглянула к нему в спальню, а там на его подушке – твоя фотка!
– И часто ты к нему в спальню заглядываешь?
– Ага! Ревнуешь?! Заработало!
Разговоры с Францией теперь происходили чуть ли не каждый час, если Лолка долго не звонила у меня начиналась тихая паника. Какая она всё-таки умница! Подруга руководила и направляла каждый мой шаг. Подсказывала и давала неоценимые советы. Если бы ещё обходилась без мата… Хотя куда же без него.
– Лол, если даже всё наилучшим образом получится, то как же я бабушку одну оставлю?! Она же беспомощная, старенькая совсем. Всё на мне.
– А что к ней визитёры разве не ходят? – искренне удивилась Лолка словно впав в беспамятство, изображая из себя коренную европейскую мадам, будто она вовсе не в курсе наших отечественных реалий.
Я знала что визитёры – это работники французских социальных служб по уходу за престарелыми. Может, подобные особи на территории России где-то и водятся, только мало кому посчастливилось их видеть. Тут вам не Франция где на каждого старика по нескольку визитёров в день. И это говорит мне Лолка – девушка выросшая в семье, где у одной стены стояла кровать с парализованной прабабушкой, а у другой стены на ободранном топчане доживал свой век дедушка в маразме. Как дала бы этой Лолке по башке, чтоб не выпендривалась!
– Лолик, как же я с Месье общаться-то буду? Я ж в школе английский учила-учила, да так и не выучила.
– Ничего, в Нормандии добрая половина населения англичане, и вообще на английском говорят все, а уж он – тем более. Я когда во Францию приехала кроме привет-пока и эпохальной фразы Кисы Воробьянинова «Месьё-о! Жё нё манж па си жур!» ни слова не знала. Так мы с моим дебилом-Луи друг другу сердечки на салфетках рисовали – это не помешало мне выйти за него замуж.
– Может, мне самоучитель купить, аудио-уроки включать?
– Давай, конечно, только это бесполезно. Французский по сложности на первом месте в мире.
– Сложней английского?
– Аглицкий ему и в подмётки не годиться! В инглише хоть слова возможно отделить друг от друга…
Я постоянно находилась в преподнято-возбуждённом состоянии граничащим с безумием. Первый раз в жизни решилась заявиться в кабинет к директрисе-Раисе с беспрецедентно-наглым заявлением, что в свой отпуск я намерена предательски-подло ехать отдыхать, а не клеить до изнеможения обои в кабинете музыки.
Каждое лето я меняла эти проклятые обои, которые уже в октябре от холода падали на пол, печально шелестя. И это не смотря на любые супер-крепкие клеи. Зимой в классе доходило до девяти градусов, дети сидели в шубах, шапках, варежках и с красными носами. Зато бывало удивительно тихо и спокойно. Директриса-Раиса, опасаясь родительских жалоб, в порядке исключения разрешала ученикам заниматься в моём кабинете в верхней одежде. Ребята, пригревшись, впадали в «зимнюю спячку», а я нарочно, включала убаюкивающую мелодию… Просто счастье какое-то!