Не хлебом единым - стр. 27
– Ты что? – спросила ее бледная женщина с растрепанными волосами, поднимаясь на кровати. – Глупая, чего это ты выскочила?
Надя не ответила. В конце коридора показались две фигуры в белых халатах. Врачи спешили к ней, и первый – высокий мужчина – еще там, вдали, широко развел руками.
– Что же мне делать с вами, Надежда Сергеевна? Зачем? Ваш муж каждую минуту звонит, интересуется здоровьем. Что я ему скажу?
– Я хочу…
– Пойдемте скорей, ляжем в палату, и там я вас выслушаю.
Надя поманила его слабой рукой. Он наклонился, покраснев, подставил ухо.
– Я никуда не пойду… – Надя почувствовала себя очень плохо и закрыла глаза. Сразу зажужжали вокруг примуса. – Никуда не пойду… – шепнула она, – пока не переведете всех на место…
Врач, ничего не понимая, выпрямился.
– Это она хочет, чтобы энтих обратно перевели, – заговорила старушка санитарка. – Энтих, которых давеча вы…
– Ага! Понятно. – Главный врач внимательно посмотрел на Надю, подумал и сделал широкий, решительный знак рукой – из коридора в палату. И сейчас же старшая сестра вместе в двумя санитарками побежали в дальний конец коридора, подняли там кровать вместе с больной женщиной – и потащили в Надину палату.
– Сейчас все будет сделано, – ласково сказал Наде главный врач и поджал губы. – Это наша оплошность. Простите. Может быть, вы перейдете туда, пока мы…
– Вы даете мне слово, что всех?..
– Господи, какой может быть разговор?.. Пожалуйста, прошу вас.
Врачи подхватили ее под руки и осторожно привели в палату, к кровати. Надя легла. Женщина-врач взяла ее руку и сразу же обернулась к старшей сестре.
– Принесите термометр. – Она посмотрела в глаза главному врачу. Тот ответил ей таким же пристальным взглядом и взял Надину руку.
– Боли есть?
– О-ох… Есть… – чуть слышно шепнула Надя, не открывая глаз.
– Да, похоже, – сказал главный врач, посмотрел на женщину в белом халате и на цыпочках пошел к выходу. Он открыл вторую дверь палаты. Быстрее, быстрее несите! – донесся его резкий голос.
Санитарки внесли еще одну кровать. Надя лежала с закрытыми глазами и вдруг услышала голос старшей сестры:
– Лидка, подвинь-ка первую кровать… Эти жены начальства хуже самих начальников. А теперь эту бери… Никогда не угадаешь, чего им…
Надя широко открыла глаза. И старшая сестра, перехватав ее взгляд, сразу же улыбнулась, наклонилась к ней.
– Ну что, милочка? Как себя чувствуем?..
Сжав губы, Надя отвернулась.
А в дверях уже стояли четыре или пять человек в белых халатах учителя. Впереди – Валентина Павловна. Она подошла к Наде, взяла ее за руку, села на край кровати. В глазах ее стояли слезы. Она ничего не говорила – только пожимала Наде руку.
– Миленькая, – наконец заговорила она. – Милая Надежда Сергеевна. Мы все вас любим! Вот и для вас испытания пришли, бедняжка. Ничего… Надюшенька моя. Теперь лежите, пожалуйста, не расстраивайте нас. Не бегайте в коридор… Вам привет от Дмитрия Алексеевича. Он сам просил передать привет и вот… письмо… Господи, мы вас так хорошо понимаем все.
Появился главный врач и попросил всех посетителей оставить палату в связи с тяжелым состоянием больной. Учителя, кивая и улыбаясь Наде, ушли, и Надя, подождав еще несколько минут, развернула письмо. Оно было короткое – тетрадная страница, исписанная крупными строчками.
"Дорогая Надежда Сергеевна, – писал Лопаткин. – Я хорошо понимаю ваше состояние и спешу Вас уверить – я ни в чем Вас не виню. Вы очень честны и прямы, и верите в людей. Поэтому Вы так быстро подчиняетесь авторитетам. Я ценю в тов. Дроздове незаурядный талант руководителя, хотя у нас, как это часто бывает, есть большие расхождения во взглядах на жизнь. Мне кажется, что и Вы не вполне разделяете его взгляды. Этим и вызвана вся история. Ваша душа, по-моему, не признает компромиссов – начинает метаться. Это хорошо. Жму Вашу руку и прошу прощения за то, что я стал невольным виновником Ваших страданий.