(Не) его ребёнок. Роковая ошибка - стр. 19

Поморщившись, обхватил голову обеими руками, сжал виски. Увидела сломанную мебель.

– Гриша! – голос приближался, звоном отдаваясь в гудящей голове.

Разговаривать, а уж тем более видеть мать, совершенно не хотелось. Читать в её глазах «я же тебе говорила, а ты меня не слушал», слушать её причитания про Алёну, какая она гадина, тем более.

– Ох, сынок! Живой! – в дверном проёме появилась фигура матери.

Женщина прижимала одну руку к груди в районе сердца, второй держалась за косяк двери, на лице испуг.

– Ты…, почему квартира в таком виде? Ты почему в ботинках и на постели? А это что? – фурией пронеслась через всю спальню, остановилась у нашей с Алёной постели, на которой сейчас полу трупом лежал я.

Нагнувшись, мать с пола подняла две пустые бутылки из-под конька, взгляд ошарашенный, губы задрожали.

– Гриша, – с нотками паники в голосе, – ты…, ты вновь за старое? Зачем? Зачем, Гришенька?! – вскрикивает мать.

От её визга голову пронзило острыми иглами.

– Замолчи, – выдавил с раздражением и болью в голосе.

– Что? – охает мать, роняя пустую тару на пол.

Звон бутылок корёжит.

– Ты зачем пришла? – с трудом принимаю положение сидя, на душе погано, тело ломит, изо рта несёт что из кошинного лотка.

– Что значит «зачем»? Я твоя мама, я волнуюсь за тебя, сынок! Я пришла, чтобы приготовить тебе завтрак! – отвечает женщина.

От её слов губы кривятся в усмешке.

– Гриша, сыночек, – голос матери дрогнул, – скажи мне, скажи, что ты не взялся за старое, прошу, Гриша! – опускается на колени около кровати, руками хватается за мою ногу, смотрит встревоженным взглядом.

– Не взялся за что? – смотрю на ней с усмешкой, – ну, говори, мам.

– Ты сам знаешь, за что, – взгляд матери блуждает по моему лицу.

– Ты имеешь виду наркотики? – по взгляду понимаю, что да.

В юношеском возрасте, связался с не той компанией, всё случилось после того, как отец ушёл из семьи. Брак между родителями был ошибочным, по залёту матери. Отец долго терпел закидоны своей жены, постоянные скандалы, ревность матери привела к разводу. Я тогда винил мать, что отец ушёл, вышел из-под контроля, подсел на запрещённые вещества. Мать боролась как могла, искала меня ночами по «друзьям», забирала домой, закрывала в комнате, не давала денег, приводила домой врачей. Меня лечили в тихую, никто не знал, что я употребляю.

Из бездны меня вытащил отец, по просьбе матери забрал к себе в тайгу, там он обосновался после развода, стал строить свой бизнес лесопромышленности. Дела отца быстро шли в гору. Оторванный от «друзей», привыкшего мира, я стал приходить в себя. Первый месяц был самым сложным, во мне кипела агрессия, что загнанный в ловушку зверь бросался на отца и его подчинённых. отец со мной не церемонился, вправлял мозги увесистой оплеухой, а бывало и кулаком в морду, за частую ходил с синяками на скулах и под глазами. На второй месяц стало легче, агрессия испарилась, и отец стал втягивать меня в свой бизнес. Через год я вернулся обратно к матери, точнее в родной город, за это время я смог хорошо заработать, работая у отца.

Первым, что я сделал, так это купил себе квартиру, вторым шагом было восстановление в институте, третьим открытия собственной строительной фирмы.

– Можешь не переживать, к старому не вернусь, – отвечаю с минутной паузой, за которую лицо матери побледнело.