(Не) буди во мне зверя - стр. 11

– Что ты ей дал? – спросил я его.

– А? – отозвался он растеряно.

– Что в термосе?! – почти проорал я.

Он пожал плечами и протянул мне крышку с недопитой жидкостью. Я коснулся её кончиком языка и сплюнул. Это был настой аконита.

– Кто дал тебе эту отраву? – прорычал я злобно, чувствуя, как закипает всё внутри. Здоровяк испуганно взглянул на экран своего мобильного.

В детстве, когда меня по ночам одолевала головная боль, я старалась не будить дядьку потому что видела, как он устаёт на заводе. Но он всё равно просыпался.

– Ты чего, Ника? – спрашивал он и гладил меня по больной голове.

Легче, конечно, не становилось, но я хотя бы переставала бояться. Знала, что не одна, что пусть мама и папа не вернутся, но дядь Валера меня не бросит. Я это чувствовала каким-то нечеловеческим чутьем. Мне казалось, что так будет всегда. Какой же наивной дурочкой я была.

Очнувшись дома в темноте, я увидела его фигуру в лунном свете, проникающем с улицы. Дядь Валера стоял ко мне спиной и молчал, но я почему-то чувствовала, что он больше не со мной. Это потом уже я увидела ружьё и окончательно убедилась в своей догадке. Но тогда я просто ощутила возникшую между нами пропасть.

«Что происходит?» – подумала я в панике. Всё это походило на кат сцену из какой-нибудь игры про зомбаков. Так, надо подумать. Последнее, что я помню – как мне стало плохо в аудитории. Вроде бы даже галлюцинации начались. Слышала, что так иногда бывает от запрещённых веществ. Но откуда? Мне что, в столовке кто-то в чай бахнул «подарочек»?

– Дядь, а ты чего в темноте сидишь? – осторожно спросила я.

Он вздрогнул от неожиданности. Ружьё выпало из рук и стукнуло прикладом о стол-книжку, стоящий у подоконника. Вот тогда я жутко перепугалась. Сильнее натянула накрывавшую меня простыню, как будто она, в случае чего, могла спасти от дроби. Дядька обернулся и вгляделся в моё лицо. Его собственное же в свете луны казалось совершенно замученным.

– Эх, Ника-Ника, – вздохнул он с горечью. – Что же ты наделала? Я же тебе говорил, выпей лекарство.

Его разочарованный тон мигом всколыхнул чувство вины внутри. Оно же в свою очередь спровоцировало желание защищаться и оправдываться, даже будучи не совсем уверенной, в чём именно меня обвиняют.

– Дядь, да всё не так, – выдерживая псевдо-спокойствие, начала я. – Мало ли кто что сказал. Я сама по своей воле ничего не пробовала. Спроси Кира, он подтвердит. И кстати, вода твоя мне никогда не помогала. Голова так и продолжала болеть, я просто тебя расстраивать не хотела, потому и не говорила ничего.

Дядька, не выпуская ружьё из рук, придвинул стул к дивану и сел напротив. В руке блеснуло что-то, что я вначале приняла за нож. Последние остатки смелости покинули меня. Я приготовилась молить о пощаде и клясться, что никогда и ни при каких обстоятельствах даже в мыслях ничего странного в рот не возьму.

– Голова-то, может, и болела, но вот такой фигни не было, – дядь Валера поднёс руку к моему лицу, и я поняла, что у него там не нож, а зеркало.

Наступил краткий миг облегчения, который длился, пока я не взглянула на своё отражение. Первое, на что я обратила внимание, это глаза: звериные, янтарно-жёлтые с красными и чёрными вкраплениями. Они смотрели на меня и моргали в такт мне. Их окружала короткая густая шерсть, лоснящаяся даже в скудном свете. Я не сразу осознала, что все эти особенности украшали теперь моё лицо. И именно их имел в виду дядька, когда говорил о «такой фигне». В довершение всего голову венчали острые вытянутые уши. Ещё не собачьи, но уже и не человечьи.