Не буди дьявола - стр. 22

Психотерапевт уже давно говорил ему: “Когда вы задеты, постарайтесь понять, какой страх за этим скрывается. В глубине всегда страх, и пока мы не взглянем ему в лицо, мы будем поступать неправильно”. Гурни заставил себя сделать шаг назад: спросил себя, чего же он боится. Этот вопрос занимал его всю дорогу домой. Наиболее честный ответ оказался и самым неудобным.

Он боялся, что ошибся.

Гурни припарковался рядом с машиной Мадлен у бокового входа. Горный воздух был полон прохлады. Войдя в дом, он повесил куртку в прихожей, прошел в кухню и крикнул:

– Я дома.

Ответа не последовало. Дом казался невыразимо омертвелым – пустым той особенной пустотой, которая наступала, лишь когда уходила Мадлен.

Он собрался уже идти в ванную, однако вспомнил, что забыл в машине голубую папку Ким. Он пошел за папкой, но не успел подойти к машине, когда в глаза ему бросилось что-то ярко-красное справа. Пятно алело посреди клумбы, где Мадлен в прошлом году сажала цветы, и в первый миг Гурни показалось, что это бутон на прямом стебле. Но ему тут же подумалось, что для бутонов еще не время. Впрочем, когда он подошел поближе и пригляделся, открытие обескуражило его не меньше, чем если бы это была роза в цвету.

Стебель оказался древком стрелы. Наконечник был воткнут в мягкую сырую землю, а за бутон Гурни принял оперение на зазубренном хвосте – три половинки пера, полыхавшие алым в косых лучах вечернего солнца.

Гурни в недоумении уставился на стрелу. Это Мадлен ее сюда воткнула? Тогда где она ее взяла? Это какая-то метка? Перья казались новыми, непотрепанными, под снегом они явно не зимовали. А если не Мадлен воткнула стрелу, то кто? Может ли быть такое, что ее вообще не втыкали, а действительно пустили из лука? Но чтобы вот так попасть в землю, почти что под прямым углом, стрелять надо было вертикально вверх. Когда? Зачем? Кто? Откуда?

Гурни ступил на невысокую клумбу, ухватил стрелу у земли и не спеша вытащил. Он обнаружил острый четырехгранный наконечник – такой стрелой хороший охотник с мощным луком продырявил бы оленя. Рассматривая смертоносный снаряд, Гурни думал о немыслимом совпадении: в один день найти два образца холодного оружия, и оба – повод для недоумения и тревоги.

Возможно, конечно, Мадлен все легко объяснит. Он отнес стрелу на кухню и тщательно вымыл под краном в раковине. Наконечник оказался из углеродистой стали и острый – хоть брейся. Тут Гурни вновь вспомнил о ноже в подвале у Ким, а следом и о том, что забыл в машине ее папку. Он аккуратно положил стрелу на сосновый буфет и пошел обратно, через небольшой коридор и прихожую.

Открывая боковую дверь, он столкнулся с Мадлен, одетую во все цвета радуги: розовые спортивные штаны, сиреневая флиска и оранжевая бейсболка. Вид у нее был усталый, но довольный, она слегка запыхалась, как после прогулки по холмам. Гурни посторонился и пропустил жену.

Она улыбнулась.

– Така-а-я красота! Видел, какой удивительный свет на склоне? И почки розовеют.

– Какие почки?

– Ты не видел? Пошли скорей.

Она взяла его за руку и потащила на улицу, радостно показывая на деревья за дальним пастбищем.

– Это такое чудо ранней весной – эта розоватость на кленах.

Гурни понимал, о чем речь, но не готов был разделить счастье Мадлен. Налет краски на серо-буром склоне пробудил в нем давнее воспоминание, от которого его замутило: серо-бурая вода в канаве у заброшенной подсобной дороги за аэропортом Ла Гуардия, зловонная муть чуть подкрашена красным. Виной тому было изрешеченное тело в мелкой воде.